С кортиком и стетоскопом

На корабле был штатный инструктор — водолаз. Это был старшина 2 статьи срочной службы, прошедший соответствующую подготовку. Еще в Поти, через месяц после прибытия на корабль, мне было поручено пройти краткосрочные водолазные курсы, теоретические и практические, для получения документа, подтверждающего мою компетенцию в медицинском обеспечении спусков и тренировках водолазов. После нескольких теоретических занятий я впервые спустился на пять метров глубины в трехболтовом скафандре. Впечатление от спуска было только положительное: знаешь, что соединен воздуховодом с соответствующим оборудованием, твоя голова изолирована от воды медным колпаком с крепким стеклами и с хорошим обзором. Единственная твоя обязанность — на счет «раз, два, три» нажимать головой соответствующий клапан для выпуска отработанного воздуха и держать уровень воздуха на уровне груди. Собьешься с ритма — начнешь раздуваться и всплывать или тебя начнет обжимать. То и другое весьма неприятные обстоятельства. А вот спуск в аппарате изолирующего типа ИСМ-49 — это более серьезная вещь. Там кислород поступает из баллона в дыхательный мешок, который, не дай бог, можно стукнуть и получить травму легких и необходимо тщательно следить за наполнением дыхательного мешка кислородом, пользуясь, так называемым, байпасом. Отработанный воздух идет в поглотитель, а не наружу. Чтобы чувствовать себя уверенно, работая в этом аппарате, нужен серьезный опыт и определенная доля смелости. Кстати, на одном из спусков в таком аппарате в резиновом костюме, завязанным для герметизации резиновым жгутом, я, боясь нехватки кислорода, слишком часто нажимал на байпас и загнал в мешок слишком много кислорода. Дышать стало трудно, грудь сжало, я судорожно задергал сигнальный трос. Меня стали поднимать и расшнуровывать и, когда освободили от костюма, как заявили мне страхующие, я был синеньким, так как почти не дышал. С тех пор к любым спускам матросов в этом аппарате я относился очень внимательно и с определенной долей беспокойства. И случай, о котором я расскажу, произошел ни с кем-то из неопытных матросов, а именно с инструктором-водолазом. Стояли мы на «Троицкой». Это, как я уже говорил, на окраине города, даже по воде далеко от госпиталя и других медицинских учреждений. И вот однажды в середине дня по радиотрансляции прозвучали взволнованные слова дежурного по кораблю.

— Доктору срочно прибыть на корму, доктору срочно прибыть на корму!

Я сразу понял, что что-то случилось и, схватив медицинскую укладку, побежал на ют. Навстречу уже бежали матросы.

— Товарищ старший лейтенант, инструктор-водолаз утонул!!!

Как утонул?! Ведь без меня никаких погружений не проводилось. Добежав до кормы, увидел, как матросы при помощи страховочного троса вытягивают инструктора на стенку. Я ринулся по трапу вниз. Вытянутый из воды водолаз был уже без сознания, сдернутая маска с загубником болталась на груди. Повернув инструктора на живот, откачали воду. Изо рта показалась струйка крови. Стало ясно, что кроме утопления, у него еще и баротравма легких. Выяснилось, что ктото из матросов на трапе оступился и уронил в воду деталь из ЗИПа механиков. Инструктор-водолаз без разрешения дежурного по кораблю и без моего участия, быстро одел ИСМ-49 и пошел в воду. Страховщиком был матрос, уронивший деталь. Глубина у стенки была метров десять-двенадцать. Когда страховочный тросик стал лихорадочно дергаться, матрос испугался, поднял шум, и прибежали дежурные по кораблю и по ПЭЖ. Они стали вытаскивать водолаза. Я срочно затребовал катер, чтобы немедленно отправить его в барокамеру, которая находилась в подплаве, недалеко от госпиталя. Состояние пострадавшего было тяжелым, без сознания, дыхание прерывистое, небольшая струйка крови изо рта. Во время транспортировки дыхание неоднократно прерывалось. Прямо в катере я стал вводить лекарства, стимулирующие дыхание и сердечную деятельность. Страх, что он умрет у меня прямо в катере, затуманил мое сознание и я, вместо того, чтобы по воде доставить его сразу к подводникам, приказал, чтобы катер подошел к госпитальной пристани и срочно доставил его в приемный покой госпиталя.

Дежурный по госпиталю оказался опытным морским доктором. Он, справедливо отругав меня, тут же вызвал машину, позвонил дежурному по подплаву, и я с чуть живым инструктором примчался к барокамере, которая стояла прямо у пирса под палящими лучами июльского солнца.

Из штаба вышел майор м/с, высокий, широкоплечий, мельком взглянул на водолаза.

— Давай, срочно лезь в камеру с ним, будем поднимать давление. На какой глубине случилось?

— На десяти-двенадцати метрах.

— Ну, давай его в камеру и сам лезь.

— Не полезу, у меня ухо болит! Оно болело действительно, я застудил его, ныряя с ластами и маской.

— Ну ладно, черт с тобой, я полезу, а ты бери шланг и пока я не вылезу, охлаждай камеру снаружи.