С Красным Крестом

Заключение становилось для нее еще ужаснее потому, что ей отказали в чернилах, перьях, бумаге, книгах…

Ее лишили сразу свободы, воздуха, развлечения и, казалось, позабыли о ней.

Подобное строгое заточение в четырех каменных стенах, даже без маленьких ежедневных прогулок, которые разрешаются заключенным или во дворе, или в просторных коридорах, равнялось смертному приговору.

Фрикетта, между тем, сопротивлялась всеми силами. Она не хотела уступать, зная, что как только душа ослабнет, тело погибло. Но сколько времени ей предстояло жить так?..

Единственными счастливыми минутами для бедной заключенной было время, когда приходила слепая с пищей, и Фрикетта лечила ее. Она с лихорадочным нетерпением ожидала этого посещения, нарушавшего на минуту ее ненавистное уединение.

Так прошло несколько долгих недель. Воспаление с каждым днем уменьшалось. Больная уже начинала видеть.

В первый раз, когда негритянка увидала свою благодетельницу, она была так потрясена, что упала на колени. До сих пор она не знала, что тэбиба — белая женщина. Увидев тонкие, изящные черты этого лица, кроткие, ясные глаза, вьющиеся волосы, нубийка подумала, что видит перед собой существо высшего порядка, одно из добродетельных божеств, иногда поселяющихся среди людей и известных своими благодеяниями чернокожим.

Негритянка схватила руку Фрикетты и покрыла ее горячими поцелуями.

Молодая девушка, тронутая таким проявлением благодарности, поспешно подняла ее, взяла за обе руки и сказала:

— Что ты? Что ты?.. Ты становишься на колени передо мной, Фрикеттой… Точно ты принимаешь меня за королеву. Если ты довольна, то поцелуй меня от всего сердца, и я буду щедро вознаграждена.

И, подавая пример, тэбиба запечатлела на черных щеках нубийки два звучных поцелуя. Затем, счастливая, она прибавила:

— Ты видишь?.. Ну, взгляни на меня еще раз… Я себя не помню от радости, убедившись, что твои глаза ожили.

Негритянка в восторге смотрела на Фрикетту, быстро что-то говорила, стараясь выразить свою благодарность.

— Да, да!.. — прервала ее Фрикетта, — долго мы можем проговорить так, не понимая друг друга. Ты милая девушка, но я с удовольствием рассталась бы с тобой. Ах, если б ты помогла мне вырваться отсюда!..

Так как свидание тюремщицы с заключенной несколько затянулось, то следовало прервать его из боязни навлечь подозрение властей.

Так и случилось.

Через два дня негритянку заменил старый негр с седой бородой и угрюмой наружностью. Его появление опечалило Фрикетту. Но старик низко поклонился ей и, взяв ее руку, почтительно поцеловал, потом тихо произнес одно слово:

— Барка!

Изумленная и обрадованная Фрикетта повторила:

— Барка!

Старик сделал знак рукой, приложил палец к губам и медленно вышел. Через пять минут он вернулся в сопровождении денщика Фрикетты, самого Барки во плоти, но еще больше исхудалого.

Добрый араб был так счастлив видеть свою благодетельницу, что смеялся, плакал, плясал, прыгал, говорил глупости — точно совершенно потерял голову.

Старый негр одним словом, произнесенным на его родном языке, вернул его к действительности.

— Правда, — сказал Барка, — я теряю время, а между тем минуты дороги. Этот старик — отец слепой, которую ты спасла, сида… Он объявляет, что в знак благодарности готов сделать все. Он готов отдать за тебя свою жизнь.

— Нет, нет!.. Пусть он обоим нам даст свободу.

— Да, он думает помочь нам бежать, рискуя собственной жизнью. Но тебя не должны узнать… а ты одна белая женщина здесь… Если б не это…

— Тогда было бы нетрудно бежать?.. Да?.. Значит, для этого мне не следовало бы быть белой?

— Да, он говорил так.

— Хорошо! Завтра я превращусь в негритянку.

— Да… выкрасишься… в черный цвет. А если пойдет дождь, если ты вдруг упадешь в воду, краска сбежит.

— Нет, я стану настоящей негритянкой, и краска моя будет так прочна, что ей не страшны будут ни вода, ни мыло.

Прошло еще два дня. Теперь старый негр приходил с дочерью, уже вполне выздоровевшей.

ГЛАВА IV

Да, я превращусь в негритянку. — Костюм и прическа. — Восторг Барки. — Бегство. — Опасности. — В таинственном доме. — Обыск. — Страх. — Никому не приходит в голову подозревать белую в негритянке. — Опять на спине горбуна. — Бегство. — Благодарность.

Несмотря на суровую наружность, у старика, по-видимому, было доброе сердце. Исполняя должность, при которой ему постоянно приходилось наталкиваться на нравственные уродства и физические недостатки, он загрубел, но любовь к дочери пробудила в его сердце благодарность. Он теперь обожал Фрикетту, спасшую дочь, и решился отблагодарить ее, вернув ей самое драгоценное — свободу.

Он давно уже поселился в этой стране, еще до занятия ее итальянцами, и прежде служил у хедива. Итальянцы оставили его в должности, в которой он состоял, а так как он отличался исполнительностью, то приобрел неограниченное доверие у властей.