С крыла на крыло

 - Как вы, товарищ летчик... не подломались? - раскрасневшиеся парни почти одновременно бросились к нему, протягивая руки. Николай, опираясь, встал, попытался шагнуть, но унты снова провалились в снег.

 - Нормально, - ответил Николай, смущенно улыбаясь, и добавил: - Ноги, руки целы, голова на месте.

 - Мы всей батареей смотрели, как вы кувыркались, - начал один из солдат, чуть постарше (ему, видно, страсть хотелось рассказать, как было). Красиво! Дыба - наш ефрейтор - орет: "Что уставились, пилотаж не видели?.. Айда на лыжах в обоз за хлебом!.."  Мы с Николаем - враз на лыжи.

 - Вот и познакомились, - сказал Адамович, - меня тоже Николаем зовут, а вас как?

 - Василием... Только мы шагов сто отошли, как Дыба заорал, будто команду в атаку дает: "Горит!.. Падает!.."  Глянули вверх - только черный хвост за самолетом, и хлоп за лес. Гул, как от далекого снаряда... Тут и вы - на парашюте, тянет ветром к лесу. "Отставить обоз! - крикнул Дыба. - Пролыгин, Шишов! К летчику на помощь! Живо напрямую!.."

 Когда они садились в сани, один из бойцов заметил:

 - Товарищ летчик, в шлеме у вас дырка.

 Только теперь Николай ощутил в голове боль. Расстегивая кожаный шлем, почувствовал боль в руке. Стянул перчатку, посмотрел на руку - незаметно, провел по голове - нащупал шишку. В шлеме и впрямь была дыра...

 На железнодорожной станции Николай хотел отпустить бойцов.

 - Спасибо, друзья, - сказал он. - Здесь недалеко. Сам доберусь.

 - Проводим вас до места, - ответил Пролыгин и с заметным удовольствием взвалил на плечо белый тюк парашюта.

 Подошел пригородный поезд. Люди стучат - нога об ногу, приплясывают в проходе. Поезд пока стоит. Где-то у двери звучит гармонь. Николай слышит и не слышит. В глазах все еще продолжает расплываться по снегу огненная клякса - то исчезая, то возникая вновь черным взрывом. В спину и ноги будто врезались лямки парашюта, запах тлеющей головешки словно проник и сюда, в вагон...

 Сам он кажется себе каким-то сонным или спящим: вокруг него люди двигаются облегченно, вяло - звуки приглушены.

 Гармонь и песня - далеко. Множество слов, что-то про пули и кровь, про сестрицу в белом халате.

 Громыхнул сквозящий эшелон, и пение совсем утонуло. Разметался дым над теплушками, проскакивают низкие платформы со стволами зениток, ствол к стволу, будто обнявшись.

 Эшелон пропал, и гармонь слышней... "И брошусь в атаку опять: за Одессу, за Львов, за Брест. Поклянусь: все верну тебе, Родина-мать!.."

 Через две скамейки возбужденный женский говор: обсуждают горячо какое-то происшествие. "Трое были... все - на месте!.."  "Так, - подумал Николай, - речь идет о падении самолета, и, как всегда, все видели, все знают".

 "...Горел с самого неба... Поди, еще дымится, наши все туда побежали..."

 - Летчик-то как?

 - Вестимо как - враз, вместе с ним... ничего не осталось.

 - Сказывают, один на парашюте в лес спустился. Никак не найдут.

 - Вот тебе и судьба - и не на фронте, а враз!

 Николай подумал: "Целых три - откуда взяли?"  Солдаты, слушая, улыбались. Пролыгин хотел было вступить в разговор, пояснить, что летчик здесь, что он жив и здоров. Но Николай остановил его. Поезд тронулся.

 Адамович со своими провожатыми прошел проходную института. Направляясь к штабу летной части, увидел у бытовки ангара возбужденных людей.

 Взволнованные происшествием, все мы, летчики-испытатели, тоже высыпали сюда; мрачно говорили о пожаре в воздухе, ждали новостей. К месту падения ЛА-7 был послан ПО-2 и гусеничный вездеход с аварийной командой и врачом.

 Все смотрели в сторону улетевшего биплана. Адамович подошел незамеченным почти вплотную. По сумрачным лицам ему нетрудно было понять, что здесь готовы к самым худшим новостям; возможно, о нем думают уже в прошлом.

 Алексей Гринчик - наш ближайший начальник - Король, как мы его называли, был возбужден и очень расстроен, хотя и пытался скрыть это.

 Столь неожиданное появление "погорельца" ошеломило нас. В первый момент мы просто не поверили глазам и все замерли.

 Первым проявил свой темперамент Алексей.

 - Король, ты?! - заорал он. Лицо его менялось на глазах. Гринчик пошел на него, растопырив ручищи, как медведь на дрессировщика, и сжал в своих объятиях.

 - Качать его! - крикнул кто-то.

 - Качать индуса! - подхватили голоса.

 - Качать фанатика! - орал громче всех Гошка Эйнис. - Жив, чертушка! Да как же это ты?!.

 Когда всплески радости чуть поутихли, Николай обратился к Гринчику:

 - Леша, тут со мной два бойца - что за парни! Очень мне помогли. Надо бы их накормить получше.

 - Да, конечно... Сейчас мы их в столовую организуем... Да где же они?

 Мы стали искать глазами, но их уже и след простыл.

 - А знаешь концовку? - спросил Николай.

 Мы шагаем с ним лесом, спустя много лет. Я только что напомнил ему, как мы его встречали с пожара.

 - Какая еще концовка? Вроде все ясно: жив, здоров. Можно сказать о самолетах - пошли в серию, стали воевать, до победы.

 - Да нет, не то. Это все очевидно.

 - Что же? - спрашиваю.