С крыла на крыло

 На втором заходе все повторяется, но, войдя в крутое планирование, машина быстро проскочила луч и потеряла "инициативу". Поймав луч, телеуправление дало начальный импульс рулям, но поздно: луч оказался позади.

 Планер, набрав скорость, стал выравниваться.

 С этого полета начались бесконечные искания и мытарства в доводке аппаратуры, к которой я так и не был допущен. Фищук требовал от меня главным образом отчеты с подробным описанием всех замеченных явлений в полетах. Так он представлял себе творческое участие летчика в работе.

 - Ну как? Видно, сработались с изобретателем? Вид у тебя бодрый, - сказал Иван Фролович, когда я вошел к нему в кабинет.

 - Как совы: работаем по ночам, а днем спим. Фищуку куда ни шло, он привык.

 - Новые результаты есть?

 - Пока все на одном месте. Клюет и теряет... Пробуем по наклонному лучу - так получше.

 - Как он?

 - Нервничает, еще больше дергаются веки. Я ему как-то высказал мнение относительно обратной связи. Долго молчал, но согласился...

 - Ну ладно. Хочу тебя направить еще к одному изобретателю.

 - Вместо Фищука?

 - Нет, по совместительству. - Козлов исподлобья посмотрел на меня и улыбнулся. Я молча ждал. - Ты слышал что-нибудь о воздушной подушке?

 - Немного. Мой приятель спортсмен Павлов испытывал в тридцать пятом катер профессора Левкова, кажется, на Ладоге. Очень интересная конструкция: чаша, перевернутая вверх дном. Если в нее нагнетать воздух, то он будет стремиться приподнять чашу, вырываясь из-под краев, - изложил я то, что слышал от Павлова.

 - Так. Вот и этот конструктор сделал нечто подобное, только для самолета. - Взглянув на часы, Козлов добавил: - С минуту на минуту он должен быть здесь. Подожди.

 За моей спиной скрипнула дверь, и кто-то спросил:

 - Разрешите?

 - Входите, как раз ждем вас, - ответил Иван Фролович.

 Вошел худощавый молодой человек, черноволосый. Очки в толстой оправе придавали ему ученый вид. Он приветливо поздоровался с Козловым.

 - Знакомьтесь, ваш летчик, - сказал Фролыч.

 - Надирадзе, инженер.

 Пожимая ему руку, я обратил внимание на его лицо, оно было так тщательно выбрито, что на коже проступала синева. Скромный опрятный костюм, ослепительный воротничок, модный галстук.

 "Это совсем другой человек", - подумал я.

 Через несколько дней произошло более близкое знакомство с изобретателем и его машиной в мастерских одной из лабораторий ЦАГИ. Мы пришли туда вместе с ведущим инженером А. С. Качановым, моим новым шефом по испытанию конструкции, созданной А. Д. Надирадзе.

 Войдя в цех, мы увидели впереди легкий двухместный спортивный моноплан; он был несколько выше обыкновенных самолетов.

 - Возвышается, словно на пьедестале, - заметил Качанов.

 "Пьедесталом" была большая овальная металлическая платформа, опиравшаяся на надувную лодку, как бы перевернутую вверх дном; это сооружение заменяло самолету шасси.

 Слушая пояснения изобретателя, мы с большим интересом рассматривали эту оригинальную конструкцию.

 В центре платформы, под фюзеляжем, помещался многолопастный вентилятор, приводимый в действие специальным мотором.

 - Это сооружение и создает воздушную подушку, - сказал Надирадзе. Он махнул механику, сидящему в самолете; тот запустил мотор вентилятора, прибавил газ, и мы с удивлением увидели, как из-под баллона со всех сторон начал струиться воздух, разметая пыль. Машина вся задрожала и будто стала повыше.

 Я потрогал ее за крыло. От малейшего усилия самолет в тонну весом легко сдвигался с места, разворачивался.

 - Ничего удивительного, - сказал Качанов, - ведь она сейчас взвешена, почти не касается земли, опираясь на тонкую воздушную прослойку. Так что трение сведено к минимуму.

 - Толкните - и она заскользит, как шарикоподшипник по стеклу, - добавил Надирадзе.

 - Кому же принадлежит первооткрытие этого многообещающего физического явления? - спросил я, сильно заинтересованный зрелищем.

 - Идея воздушной подушки принадлежит Циолковскому. Его продолжатель - профессор Левков. Я применил эту идею в авиационной конструкции, - ответил Надирадзе. 

 УТ-2 на воздушной подушке

 Начались испытания.

 Машина Надирадзе легко бегала по травянистому аэродрому и по бетону. Было весьма необычно и интересно наблюдать, как самолет, избавленный от трения, скользил по инерции вперед любой стороной - носом, крылом, хвостом...

 Довольно быстро освоившись с возможностями самолета на подлетах, я допускал резкие развороты сразу после приземления и, к удивлению всех наблюдающих, мчался вперед крылом без малейшего риска перевернуться.

 Допусти пилот хотя бы десятую долю такой вольности, такого свободного вальсирования на самолете с нормальным шасси, машина бы неминуемо разбилась.