С крыла на крыло

 - Эквилибристы... Вам бы в шапито выступать, - говорит будто про себя штурман Николай Николаевич Неелов и смотрит в сторону второго корабля. Мне очень удобно по выражению его лица улавливать, как там идут дела. Сам я уставился вперед - стараюсь изо всех сил почище вести машину.

 - Пошло горючее, пошло! Командир, все в порядке! - завопил Пастухов.

 "Что за нелепая привычка, вот анафема!" - подумал я и вслух:

 - Не кричите, сколько раз вам говорил, дитя проснется!..

 - Слушаюсь, не орать! - гаркнул он и притих. И все на борту примолкли.

 Когда закончился перелив и разошлись, я надавил кнопку передатчика УКВ и, весьма довольный, сказал Якову:

 - Итак, при встрече помни: у меня высота ровно 7000.

 - Буду держать 7200, - ответил Яков.

 - Пока!

 - До встречи при звездах!

 Мы пошли к себе в зону на восток, навстречу сумеркам. Внизу они уже навалились на землю, а здесь, на высоте, пока светло. Ночь медленно набирает высоту.

 Как ни тащилось время, но вот минутная стрелка сделала свой оборот. Побродили, полетали. Над нами звезды и Млечный Путь, внизу кое-где огни поселков. Спокойно гудят моторы...

 По волнению стрелки радиокомпаса вижу: приводная где-то уже недалеко. Иду к месту нашей встречи. Я - на внешней связи. Якова пока не слышно, лишь треск в наушниках.

 Стрелка радиокомпаса качнулась вправо, подумала и свалилась вниз-налево, уставившись назад... Приводная радиостанция под нами. Я вызываю сам:

 - Над приводом "Кристалл-второй", высота семь тысяч...

 - Подхожу к приводу. Дайте свет, - пробасил Яков, - играем в "жмурки"...

 Мы помигали фарой из блистера.

 - Смотри, - говорю ему.

 - Ага!.. Хорош, становлюсь в круг, - отвечает он, - сейчас я вас "поймаю".

 - Ладно, подходи... - "Он еще и шутит!" - подумал я.

 Все на корабле молчат. Только шумят моторы. Хрипловатый голос Якова все слышней.

 - "Кристалл-второй", увидел, спешу к вам, начнем, пожалуй!..

 - "Кристалл", я готов к работе. Приступаем.

 - Все понял, иду на сближение. Давайте подсвет.

 - Включить подсвет: киль, крыло, - скомандовал я оператору. И сам замер, вцепившись двумя руками в штурвал, точно держу планку авиагоризонта. Стрелки скорости и высоты почти "не дышат".

 Самый острый момент. Наш корабль для Верникова - и горизонт и вообще точка опоры для пилотирования. Он ведет свою машину исключительно по нашей, смотрит только на наши крылья, на наш хвост. На приборы смотреть некогда, да и нет нужды. Взгляда от нас ему оторвать нельзя: малейшая неточность и... Зато на ведущем самолете - мне нужно вести по приборам, вдвойне надежно и плавно. Вести так, чтоб застыли крылья!

 Черным-черно вокруг.

 Почти не отрываю глаз от дрожащих стрелок в фиолетовом мерцании.

 Штурман силуэтом маячит впереди, в глубине носа кабины. Опять стараюсь уловить по нему: ему-то все отлично видно. Он, повернувшись вправо-назад, напряженно следит. Жаль, не вижу его глаз... Что там творится вправо за бортом?

 Я знаю, что рядышком восемь мельниц стригут воздух: четыре на одном крыле, четыре на другом. Между крыльями всего десять-пятнадцать метров темноты. За бортом дьявольский поток огромной скорости. Мы в герметических кабинах - рук не протянешь, не поможешь подхватить шланг: вся вера в автоматику!..

 Неелов тихонько говорит, пряча волнение:

 - Подошел, слегка опускается... Чуть отходит...

 И вдруг, захлебнувшись от радости, голос старшины-оператора:

 - Командир, есть контакт!..

 Я ему сквозь зубы:

 - Продолжайте.

 - Сколько примем? - крикнул Пастухов.

 Я вздрогнул: "Тьфу ты черт, как его отучить?"

 - Потише. Не в очереди за керосином.

 - Виноват...

 Как видно, выдаивать соседа для Пастухова большая радость.

 Верников сказал мне спокойно:

 - "Кристалл-второй", мой "управдом" может отдать пять тонн, не больше. Говорит, "овес нонче дорог".

 - Ладно, - соглашаюсь, - пять так пять, и на этом спасибо. Пастухов, слышишь, только пять. 

 Время лечит от всех болезней.

 Тогда, в пятидесятые годы, мне это не казалось таким забавным: было много переживаний. Теперь же вызывает лишь улыбку.

 Невозможно, например, забыть заседание ученого совета, где нашу работу решено было выдвинуть на соискание Государственной премии.

 Уникальный случай в мировой практике: четырнадцать туров тайного голосования по одному и тому же списку!.. Семнадцать часов прений - два полных рабочих дня, плюс сверхурочные часы.

 Как избрание римского папы - там тайное голосование будто бы тоже проходит не легко. Не зря в Ватикане издавна сложились строгие порядки. Собираются кардиналы из многих стран. Чтобы ни одна грешная душа не могла повлиять на ход избрания, все двери на время замуровывают. Солдаты - снаружи на часах. Это у них называется конклав, что означает: сидеть взаперти. Папу избирали бы бог весть как долго: кто из кардиналов не мечтал стать папой?.. Но хитер закон: они не выйдут из зала, пока не изберут нового папу! Неделями могут ждать католики, теснясь на площади и переживая: кто же станет папой римским? Внешний мир извещен лишь дымом из трубы. Если повалил черный - очередной кандидат в папы "сгорел". Только белый дым известит об избрании наместника бога на земле...