С крыла на крыло

 День на аэродроме начинают механики. Вот они запустили мотор, "гоняют" его, регулируют; ведущий инженер Василий Яковлевич Молочаев уже среди них. Несколько позже появляются прибористы, и ведущий уже с ними у кабины самолета, - хорошо, если нужно только проверить установку самописцев, подчас и самому приходится помогать техникам.

 А потом Василий Яковлевич спешит к летчику напомнить, на что следует обратить внимание в полете.

 И когда самолет ушел в воздух, Молочаев, проводив его взглядом, прислушивается к гулу мотора, пока он не затихнет вдали.

 На миг вспоминает о землянке с горячей печкой, но нужно забежать к начлету дать заявку на следующий день, поговорить с главным конструктором, и много еще всяких дел.

 Самолет делает круг над аэродромом, заходит на посадку, подруливает на место. Молочаев берет у Мищенко планшет с каракулями цифр в разграфленных клетках (в истребителе летчику приходится писать на колене, и это не очень-то удобно) и направляется к прибористам.

 Там ведущий внимательно просматривает обработанную ленту спидографа - длинную бесконечную ленту из кальки: на ней тянутся, слегка изгибаясь, точки от наколов иглы, бегут, как следы зверька на ровном снегу в степи. Все верно. И надписи в порядке: полет №... Дата... Летчик... Приборист...

 Василий Яковлевич надолго устраивается за столом, раскладывает справочный материал: таблицы стандартной атмосферы, тарировки приборов, формуляры, ленты записей, аккуратно свернутые в трубочки и перетянутые кольцами. Достает из стола линейку, бланки расчетов и прозрачные шаблоны. Просмотрев все, он удовлетворенно принимается за ленты скорости и высоты последнего полета.

 Здесь наступает важная минута: он берет шаблон и прикладывает его к отмеченной скорости на последней площадке у земли.

 Затаив дыхание он заглядывает в тарировочный график и незаметно для себя читает вслух: "565 километров!"  Но это еще не все. Нужно внести перерасчет на установку приемника воздушного давления и другие поправки. Однако уже эти первые цифры взволновали Василия Яковлевича. Такой скорости ему еще не приходилось получать ни на одном истребителе.

 - А ну, посмотрим еще раз, - он вновь проделал всю процедуру и опять обрадовался. Повторил еще несколько раз. Цифра не менялась - 565!

 Сомнений не было. Он внес эту величину в первую графу таблицы. Просчитав последовательно все поправки и заполнив графы, Василий Яковлевич с особым удовольствием вывел в последней графе истинную воздушную скорость.

 Наклонив голову, он любовно посмотрел на дело рук своих, слегка кашлянул, улыбнулся про себя, бросив взгляд на плотно зашторенное окно.

 Прибористы давно закончили работу и ушли. Молочаев встал из-за стола, потянулся, неторопливо подошел к висевшему у двери длинному пиджаку, подбитому овчиной, извлек из кармана сверток, развернул газету, достал незатейливый завтрак и с большим удовольствием принялся за него.

 Было уже за полночь, когда ему удалось нанести последние точки на график скорости по высотам. Результаты первых полетов показали, что ЛА-5 превосходит МЕ-109 по меньшей мере на 40 километров в час.

 Пребывая в отличном расположении духа, Молочаев взял трубку и позвонил Лавочкину. Тот не спал и, услышав голос Василия Яковлевича, спросил:

 - Что получается?

 - Точки у земли, на первой скорости, ложатся хорошо. Повыше - чуть хуже, тут чувствуется недобор. Почему? Пока не знаю... А у земли хорошо. Даже здорово!

 Семен Алексеевич, заметно сдерживая волнение, попросил Молочаева тут же зайти к нему и показать график.

 На другой день сделали еще три полета, и количество точек на графике увеличилось. Совершенно не вызывала сомнения работа мотора у земли и до 4000 метров - тут самолет был туз! Выше в работе мотора замечался недобор мощности, это придется еще изучить. Однако для начала это большой успех! Истребитель прибавил чуть ли не 10 процентов скорости у земли - результат блестящий. Тогда в авиации, при поршневых моторах, дорого доставался каждый километр скорости.

 Успешные заводские испытания ЛА-5 изменили положение дел не только на зааеде. Из наркомата пошли команды, и в первую очередь - вернуть с пути ОКБ Лавочкина. На заводе технологи налаживали оснастку под ЛА-5. Назревала большая фронтовая серия. Попутно проводились госиспытания новой машины. Сомнений, конечно, уже не было, но работа предстояла еще большая.

 В конце апреля в составе Государственной комиссии приехали на завод летчики-испытатели и инженеры: А. Якимов, А. Кубышкин, В. Сагинов и А. Фролов.

 Правительство определило срок испытаний: пять летных дней.

 21 апреля 1942 года ведущий летчик-испытатель Алексей Якимов пошел в первый полет и, приземлившись, подтвердил:

 - Самолет многообещающий, но нужно его лечить. "Климат" невозможный - в кабине жара, как на экваторе. Я весь мокрый... Легче было летать Мищенко зимой, а сейчас температура воздуха повысилась, а за ней и все прочие температуры: и в моторе и в кабине. От маслобака - он как раз под ногами - так и пышет жаром.

 Так воевать трудно. Давайте подумаем, куда его перенести.