С Лазурного Берега на Колыму. Русские художники-неоакадемики дома и в эмиграции

Я знал, что покойный Андерсен приходился тестем моему сослуживцу и другу Мише Данилову, отцом Мишиной жене Элле. Он был там у них какой-то видный коммунист в Латвии и вдобавок известный художник. В 37-м его расстреляли и все его картины отобрали. Потом его реабилитировали, и Мише с Эллой заплатили за сотню увезенных картин рублей пятьсот — за все оптом, включая сиротство и голод. Миша мне рассказывал эту историю. Но он, конечно, не знал, куда девались картины, и даже боялся про это спрашивать. Наверное, и Шухаевы боялись спрашивать. Они не обратились бы в органы, они не ходили туда без повестки и без конвоя… У нынешних комментаторов это называется «они зла не помнили». Я бы лучше сказал — «не искали приключений…» Просто жили, раз уж выжили, научились радоваться тому, что день прошел без новых бед, без новых притеснений, угроз или обыска.

Тбилиси в те годы многих русских интеллигентов (ныне об этом отчего-то забывших) приютил и приветил. Считалось, что Грузия на особом положении как родина Великого Вождя. Русские поэты славили красоту и гостеприимство Грузии. Даже Пастернак славил, намекая, впрочем, попутно, что только такая величественная природа могла подарить планете такого Великого Человека. Пастернак переводил про это стихи своих грузинских друзей Яшвили и Табидзе. Там были, конечно, и вполне льстивые и подобострастные стихи, как же иначе? Потом Великий Человек, порожденный великой природой, велел расстрелять и Яшвили, и Табидзе…

А все же считалось, что Тбилиси как бы под особым покровительством, как бы лежит в отсветах нечеловеческого Величия Вождя, его надмирной Славы… Шухаев, преподававший в Тбилиси рисунок, нарисовал множество портретов великих людей Грузии. Перебирая их, я иногда узнавал знакомые лица или просто знакомые фамилии. Один из портретов вызвал у меня воспоминания о последней моей поездке в Тбилиси. Портрет актера Серго Закариадзе…

В конце 60-х я работал переводчиком-синхронистом на съемках фильма «Ватерлоо» в Закарпатье — переводил канадскому актеру Пламмеру нехитрые наставления режиссера С. Бондарчука и томился бездарною киношной суетой. Потом симпатичный гендиректор вдруг предложил мне слетать в Тбилиси и разучить там с актером Серго Закариадзе английские реплики для роли фельдмаршала Блюхера (фильм снимался по-английски). Закариадзе не мог до самого начала съемок уехать из Тбилиси, он был директором театра, только что пережил инфаркт, и вот киношное начальство решило послать ему в Тбилиси переводчика из киногруппы. Мне повезло…

Боже, как хорош был Тбилиси в те 60-е годы! Не город, а вечный праздник. Элегантные, ласковые люди, запах вина и шашлыка, эмоции, готовые выплеснуться наружу, красивый, шумный проспект Руставели… Часто после театра Закариадзе брал меня к себе домой на ужин. Интеллигентная его супруга Мери Михайловна печально рассказывала мне о гибели своей семьи в годы сталинского террора. Я удрученно кивал…

Позднее я встретил супругов Закариадзе в львовском аэропорту с машиной и мы повезли их в Ужгород на съемки. В долгой дорожной беседе отчего-то мы помянули Великого, Грузина и тут я понял, что все не так просто. В Тбилиси я был гость, и Закариадзе позволял жене соглашаться с гостем. Теперь все было иначе. Я не был больше гостем, и актер дал мне понять, что ничего прекраснее и выше, чем этот сухорукий рябой коротышка-диктатор еще не производила мировая природа. Что он-то и был Великий Грузин. Я должен был заткнуться, но теперь вспоминая Закарпатье, представляю себе, как прошедший мерзость лагерей, а потом обласканный Грузией художник Шухаев учился помалкивать в вожделюбивом Тбилиси. Когда же супругам стало особенно страшно (в 1949 давали «повторный срок»), Шухаев даже написал полотно «И. В. Сталин в Крцанисском ущелье». Напрасно беспокоился Н. Радлов (к тому времени уже, впрочем, сваленный в какую-то общую яму): «иконопись» Шухаева ни в чем не уступала другим шедеврам соцреализма. И вполне соответствовала мысли, высказанной бедным Пастернаком: великая природа породила Великого… Сберечь свою дарованную Господом жизнь такой в сущности недорогой ценой, как еще одна идиотская картина с ущельем, — в этом даже не было особого цинизма. Зато снова удалось выжить, можно было снова растирать краски, учить студентов и пить шампанское. Один из тбилисских друзей художника, пианист и коллекционер произведений искусства Святослав Рихтер вспоминал о том, как Шухаев писал его портрет в Тбилиси:

В. Шухаев. Портрет С. Т. Рихтера. 1951 г.