С любимыми не расставайтесь!

– Нет, правда, ребята, ничего не нужно, я просто не могу. Я ухожу!

Валя сказала ей:

– Хочешь, я с тобой пойду?

– С ума сошла! До свидания, товарищи, счастливо повеселиться.

И оттого, что она таким образом сразу упростила положение, все стали прощаться с ней радостно и сердечно.

Настя быстро пошла прочь и, один только раз оглянувшись, увидела, как четверо, держась под руки, переходили дорогу и машины почтительно выстроились перед ними в ряд.

Настя посмотрела на светящиеся часы, было около девяти.

Люди уже никуда особенно не спешили. Они шли из кино или в гости.

Теперь, казалось, одна Настя торопилась. Она бежала краем мостовой, скорей, скорей. Ей нужно было найти человека, который бы помог ей. Не может быть, чтобы она не нашла. Но надо торопиться, уже поздно…

Она позвонила в дверь.

Ей открыла Катя. Это была самая близкая, самая верная подруга. Катя немного старше Насти. Она из тех женщин, которые способны только на сильные чувства. И лицо ее невольно выражало эти чувства независимо от обстановки. Она могла быть веселой в больнице, угрюмой в цирке.

– Что с тобой? – встревожилась Настя.

– Леша уезжает, – сказала Катя и, не оглядываясь, пошла назад в комнату.

Настя заторопилась за нею.

– Куда уезжает?

– В командировку, – на ходу ответила Катя. – Запускают его объект.

– Надолго?

– Как пойдет дело…

Леша собирал в папку свои деловые бумаги. Он был, напротив, очень оживлен. Видимо, он хотел поднять настроение своей жены, однако именно это больше всего ее беспокоило и вселяло неясные подозрения.

– Ах, Настасья, ах, Настасья, отворяй-ка ворота! – спел он, когда Настя вошла в комнату.

– Что ты развеселился? – спросила Катя, укладывая чемодан. – Ты вон опаздываешь, еще вещи не сложены.

– Спешащий человек без чувства юмора страшен, – возразил Леша.

– Посиди, Настя, сейчас я его отправлю, мы с тобой поговорим… Ну а что ты там будешь делать по вечерам? – озабоченно спросила Катя. – Тебе же будет скучно.

– Вечером я пойду в кино.

– С кем?

– Один.

– Один? – удивилась Катя, всем своим видом показывая, как нелепо идти в кино одному.

– А я пойду один, – твердо повторил Леша.

– А почему бы тебе не пригласить какую-нибудь девушку? Ты же знаешь, что я тебя не ревную. А если ты захочешь пойти в ресторан? Просто поужинать и выпить рюмочку. Ты должен обязательно кого-нибудь пригласить.

– А я пойду один, – не сдавался Леша.

– Почему бы тебе не пригласить вот эту, Веру Григорьевну, о которой ты говорил.

– Катя, она старая!

– Ну сколько ей?

– Семьдесят, восемьдесят, не знаю.

– Вот и врешь, она была бы уже на пенсии…

Леша сунул свою папку в чемодан, повернул к себе жену:

– Катенька, я уезжаю всего на неделю, ты должна здесь жить нормальной жизнью, ты советский человек, у тебя есть обязанности!

– Тебе уже пора… – Они обнялись.

– Иди, иди… Знаешь, Настя, я его никогда не провожаю, я не могу возвращаться с вокзала домой.

Леша попрощался с Настей, взял чемодан.

– Мы ничего не забыли? – волнуясь, спросила Катя. В прихожей они еще раз обнялись.

С площадки крикнула вниз, на лестницу:

– Как только ты меня вспомнишь, обещай, что ты сразу поешь!

Она вернулась в комнату, постояла, огляделась.

– Ну вот…

Она обернулась к Насте, спросила:

– Почему так приятно обожать одного человека? Вот Валентин, его товарищ, или Саша – они для меня не существуют, хотя на своем месте они, может быть, хороши. Как мне повезло, что я сразу поняла, что он – это он!.. Два человечка у меня есть, он и ты.

– И у меня два человечка, ты и мама… Мама болеет. Она хочет, чтобы я привела домой какого-нибудь ухажера, тогда она успокоится. Ты же знаешь, у меня тут ресурсы незначительные. Что делать? Дай мне твоего братишку, я его приведу, пускай посидит.

– Брось ты, он влюбился! Я его даже начала уважать. Сейчас это не так часто случается. Сейчас, если мужчина утруждает себя объяснениями в любви, ему надо ставить памятник… Что же с тобой делать, горе мое! Может, сходишь к Нине Сергеевне, у нее сегодня гости. Может, с кем-нибудь познакомишься? Только надо приодеться. Давай-ка…

Она стянула с Насти платье, достала свое.

– Господи, такую девочку не любить, вот охламоны! Теперь прическа. Надо что-то придумать, а то ты похожа на Коперника.

Занялись прической.

– Одно только прошу тебя – не влюбляйся. Любовь – это помешательство. Только когда два помешательства пересекутся – тогда получается счастье. Но это редкость, об этом потом двести лет пишут книги.

Отошла, оценила прическу.

– Получше. Туфли. Какие хочешь? Ты посмелей, будь гордая. Они не то чтобы любят гордых, но удивляются. Наверно, думают, неспроста, что-то там есть.

Настя надела туфли, прошлась. Катя осмотрела ее, ругнулась:

– Вот гады, а? Ну что им еще нужно? Ладно, иди завлекай.

Настя снова бежит краем мостовой, села в троллейбус.

Ей открыла дверь Нина Сергеевна, медлительная женщина лет сорока, которая уже сильно тревожится за свою внешность.

– Молодец, что пришла, у нас гости, раздевайся, – сказала она Насте и, пока Настя снимала пальто, подошла к большому зеркалу.

– Может, не стоит? – спросила Настя.

– Идем, идем.

Она привела Настю в комнату и громко сказала: