С любовью, бывший (СИ)

– Чего ты добиваешься?

– Ты хоть предохраняешься с ним?

Клянусь, моя челюсть пробила дыру в паркете.

– Не прекратишь, вылью на тебя столько дерьма, что даже брат открестится.

– Да плевать мне на это. На вопрос ответь.

– Пошёл ты.

Не собираюсь я тут сидеть, и слушать нападки тупого психа, который возомнил что может, вообще, разговаривать со мной.

***

Вылетаю из кухни, бросив через плечо сестре, что телефон зазвонил, который, на минуточку, в руке был, и залетаю в ванную комнату. Включаю холодную воду, в надежде, что полоскание лица поможет утихомирить вулкан злости, который собирается начать извергаться. Мамаев переходит все допустимые границы. Вернее, я, вообще, рамок ему не ставила, я щас про человеческие нормы говорю. Он на них плюет и едет дальше, по моим и так уже расшатанным нервам. Газует, выжимая самый максимум, который только имеется.

Руки трясутся с такой силы, что я не замечаю, как валю на пол все тюбики, которые забыла убрать с раковины. Наклоняюсь, чтобы собрать всё, а когда снова распрямляю спину, отражение зеркала вижу не только себя. Нас двое. Я и Глеб.

– Попытка бегства не увенчалась успехом. – растягивает каждое слово, смотря на мои губы. – Или ты это сделала специально, зная, что я догоню?

– Максимум, что я могу сделать специально для тебя, это замарать руки, и вышвырнуть твою тушку из квартиры.

– У тебя появился новый уёбок?

– С чего ты взял, что он новый? Может, я просто не рассказывала о нем сестре. Да и какое тебе до этого дело?

– А он знает, какая ты сука? Знает, что в любой момент можешь переключиться на другого?

– Ага. Он в курсе. Ещё что-то скажешь или я могу идти?

– Значит, ничего не изменилось? По-прежнему трахаешься с двумя?

Господи, дай мне сил выстоять. Дай мне мужества не начать оправдываться. Дай мне твердости для того, чтобы не зареветь от обидных и неоправданных слов.

– Я с тобой тогда не спала.

– Ты правильно заметила «тогда». Собираюсь исправить свою оплошность.

– Мечтай.

– Мечтают – идиоты. А я уверен в своих словах. Если раньше, совесть крепко держала член в штанах, то сейчас её у меня нет. Сдохла.

Даже не знаю, пугают меня такие слова или нет.

– И ты решил взять то, что давно уже не твое? Думаешь, получится? Мамаев, взрослей. Не бывает так, как хочешь. Если я говорю тебе, что ты и пальцем ко мне не прикоснешься, то всё так и будет. Никак иначе.

Я пытаюсь отодвинуть его, чтобы наконец-то выйти, и пройти к сестре, которая, наверно, уже стала волноваться. Я так быстро вскочила и ушла, а через несколько минут стол покинул Глеб. Мне даже всё равно, что он там им наплел, важнее, что буду говорить я, если Настя с Сергеем застукают нас одних в крошечной ванной.

– Ты забыла, с кем имеешь дело.

Не успеваю вслух послать его, как чужие руки обхватывают меня, и резко придавливают к стене.

10. Глеб.

Какого хера меня бесит тот факт, что у неё кто-то есть?

Какого хера после этого, я готов своими руками разорвать мартышку на куски?

Она убегает, а я, ничего не говоря, остальным, на автомате иду по её запаху, в надежде, что как только увижу лицемерные глаза, мгновенно вспомню про всю ненависть и остыну. Ну, или остыну, после того как загну её и хорошенько присуну.

Я еще не понял.

Только вот всё выходит из-под контроля. Окончательно зверею, когда она подтверждает слова про нового ёбаря.

Почему?

Какого фига я так реагирую?

Единственным разумным объяснением своего дальнейшего поступка, считаю только одно: несправедливость. Мы были вместе почти год. Около двенадцати месяцев я просто держал её за руку, и как малолетка радовался мимолетным поцелуям. А перед другим она запросто оставалась голой. Где, блядь, эта чертова справедливость когда она так нужна?

Где отвращение, которое во мне было к Авериной?

В голове единственная фраза: «Трахни её и тебя отпустит». И я не понимаю, кто мне дает подсказки: разум, или стоячий член, который вот-вот разорвет мои штаны.

Дальнейшие мои действия смело списывайте на отсутствие мозга. Можете называть меня конченым психом. Впрочем, сейчас я таким и являюсь.

Прижимаю Майю к себе, и прежде чем она начинает сопротивляться, накидываюсь на её рот, просовывая в него свой язык.

Очнулась.

Пытается оттолкнуть, но мой локомотив уже хрен остановишь.

Пальцами с силой сжимаю её бедра, не сомневаясь, что оставляю синяки на белой коже.

«Остановись» – орет рассудок.

«Пошёл к черту» – огрызаются яйца.

Наглею, задирая, и так короткое платье на живот. Мартышка брыкается, до крови кусая меня за губу.

– Ненавижу тебя.

– С трудом верю.

– Я…

Снова затыкаю её рот.

На хрен слова. В жопу их. Всех в задницу. Мне даже похер на то, что за стеной находится ее сестра.

Мои пальцы касаются её трусов, и я рычу, ощущая, что она влажная. Да! Хочет! Хочет того же, чего и я. Даже радуюсь этому открытию. За изнасилование хоть сидеть не придется.

– Майка! Где ты?

Блядь!!! Вот сейчас серьезно?

***

Как вселенная может быть настолько несправедлива?

Я ведь только-только нашел лекарство от чертой Авериной. До меня наконец-то дошло, что нужно сделать, чтобы окончательно вытравить её из своего мозга. Но облом.

– Сделаешь ещё раз подобное, и я клянусь…