С любовью, Джульетты

Дана была слегка ошарашена: Джесси давал ей советы, они были не только мудрыми, но и необходимыми ей в данный момент. Она, серьезно, только и делала в последнее время, что жаловалась на Питер, его жителей, трудности, даже не попыталась обернуть все в свою пользу.

Из-за проблем и неприятностей, человек начинает так хандрить, что есть шанс, что он и вовсе потеряет себя. Дана поняла, что она должна, если не покорить этот прекрасный город, то хотя бы обрести с ним гармонию.

– Знаешь, что я хочу сказать тебе?

– Чтобы я закрыл свой рот и не лез в твои дела? – несмело предположил Джесси.

– Нет, во-первых, неси мне свой стакан, пока я мою посуду, а, во-вторых, спасибо за совет.

– Ты не шутишь? – парень с опаской подал девушке стакан.

– Я серьезна, как никогда. И, не бойся, не убью тебя этим стаканом.

– Я рад, что ты меня услышала. Мне пора на учебу. До вечера, моя милая.

– И все-таки, не надо меня так называть, – Дана решила ослабить давление своих принципов, но не уничтожать их полностью, – я не буду собой, если буду терпеть то, что мне не нравится.

– Ладно, – засмеялся Джесси, – над этим мы еще поработаем.

***

Приходилось ли вам становится невольным свидетелем чужих разговоров, которые не предназначались вашим ушам? Если да, то можете понять, что почувствовала Тая, когда услышала диалог отца с мачехой, когда спустилась раньше времени на кухню, чтобы незаметно схватить пару хлебцев на завтрак.

– Я все понимаю, Лариса, – Артем Викторович выглядел подавленным.

– Нет, не понимаешь! – возмущалась Лариса, – Ты привел в дом какую-то тунеядку. Прости, Артем, но она такая. Я понимаю, что она твоя дочь, и закрыла глаза, что она не убирает дом, живет здесь просто так, потому что завалила школьные экзамены, шляется с рокерами и огрызается на меня. Но теперь она стала настраивать Артемку против меня. Вчера, когда я поругалась, увидев в очередной раз ее разбросанные грязные носки, он сказал мне, чтобы я не обзывала его сестру. Подумать только: она посмела использовать ребенка!

Тая внутри себя кипела от негодования: она никогда не раскидывала носки, даже не клала их в корзину с грязным бельем. Девушка всегда стирала сама мелкие предметы гардероба, да и в последнее время чаще надевала капроновые колготки с гетрами.

– Лариса, все совершают ошибки, у меня тоже были проблемы в школе. Артем прав, ты не можешь обзывать Таю в его присутствии: она его сестра и не желает ему ничего плохого.

– Она подает ему плохой пример, Артем. Он может в любую секунду заявить, что тоже не хочет учиться и начнет только гулять и развлекаться.

– Тая работает, не забывай об этом. В том месяце она и так отдала тебе почти всю свою зарплату, хоть я и был против.

– А что у тебя опять за осуждение в голосе? Она должна хоть как-то компенсировать свое пребывание в моем доме.

– В нашем доме! – повысил голос Артем Викторович, – А если быть точнее, в юридическом смысле, в моем доме, потому что я оплачиваю его содержание.

– Как мы заговорили, получается, я в этом доме чужая? Может быть, назовешь меня второй тунеядкой? Я твоя жена, и у тебя от меня сын. А если все пойдет и дальше так, то эта девчонка разрушит нашу семью. Она здесь чужая, и для тебя тоже чужая. Ее воспитывала твоя бывшая жена недалекого ума, и дочурка твоя пошла вся в нее.

– Замолчи, Лариса, – негромко, но требовательно приказал Артем Викторович, – ты не имеешь права так говорить о моей бывшей жене и дочке. Я не хочу с тобой ссориться, но еще одно подобное слово, и мы будем разговаривать с тобой по-другому.

Артем Викторович торопливо покинул кухню, Тая не успела убежать, и он заметил ее, спрятавшуюся за стеной. Он печально посмотрел на нее, в его взгляде читалось: «Не думал, что с тобой будет столько проблем», и прошел мимо, выдавив ободряющую улыбку.

Тая закрыла глаза и вздохнула: ей было очень стыдно за себя, за то, что папе нелегко, за то, что она принесла в этот дом только раздор. Теперь и Артемке попадет, а он ведь попытался лишь защитить свою сестру.

***

– Привет, подмазанная, – именно так встретила Дану ее староста, – не буду напоминать тебе, где твое место.

– Ты считаешь, что сможешь меня оскорбить? – спокойно спросила Дана: она помнила утренние напутствия Джесси.

– Твое присутствие – это оскорбление для нашей группы.

– Странно выслушивать намеки на связи от дочери декана.

– Займи свое место, я не хочу тратить нервы на спор с такой особой, как ты, – брезгливо надула губки староста.

– Это, что, театр, чтобы занимать места? Тогда дай мне мой билет.

– Была бы моя воля, ты бы вовсе не получила билет в этот университет.

Дана начала закипать, и если бы в аудиторию не зашел преподаватель, она бы высказала, что думает о надоедливой стерве.

– Вы чего стоите у двери, девушки? – спросил преподаватель, а потом обратился к старосте, – София, ты уже отметила, кто отсутствует? После звонка я никого не пущу.