С любовью, Энтони

Перед ее закрытыми глазами мелькает картина, как Джимми, смешивающий мартини, застывает с бутылкой в руке, сраженный зрелищем того, как она обольстительной походкой входит в ресторан в сопровождении своих подруг. Она представляет, как он отводит ее в сторонку и говорит, что чувствует себя последним идиотом, что ушел от нее. Она воображает, как он умоляет ее принять его обратно прямо там, за барной стойкой, на глазах у Анжелы.

Эта срежиссированная Бет мысленная сцена разыгрывается у нее в голове, и она улыбается. Она даже в красках представляет себе вымышленную Анжелу, раздавленную и потерпевшую поражение, с гладкими черными волосами, густыми бровями, кричащим макияжем и в обтягивающем платье из спандекса (вульгарная сексуальность). Единственная, кого она никак не может представить в этой маленькой фантазии, это она сама.

«Черт побери, что же мне надеть?»

Ей приходит в голову, что она как минимум раз в неделю сталкивается с этим нелепым вопросом с другой стороны, с Софи, своей тринадцатилетней дочерью, которая уже на всех парах входит в подростковый возраст. Обе младшие девочки, полностью экипированные и готовые выходить, стоят и ждут перед дверью, а Софи, полуодетая и в слезах, все еще психует в своей комнате посреди разбросанной одежды. «Я никуда не пойду! Мне совершенно нечего надеть!»

Куда больше озабоченная тем, что девочки опоздают в школу, нежели истерикой Софи, Бет обыкновенно прибегает к какой-нибудь первой пришедшей на ум банальности. «Ты прекрасно выглядишь. Просто будь собой, и никому не будет никакого дела до того, что на тебе надето. Давай скорее, пора ехать!»

Теперь Бет понимает, почему Софи в ответ только закатывает глаза и плачет еще сильнее. Пожалуй, ей стоит извиниться перед дочерью и отвезти ее в Хайаннис-молл на шопинг.

Она пытается последовать собственному же совету. «Будь собой». Но кто она? Она жена Джимми и мать. А если они разведутся, если она перестанет быть миссис Джеймс Эллис и останется только матерью, значит часть ее личности исчезнет? Она уже страшится этого и ощущает это — на физическом уровне, как будто от нее разом отсекли хирургическим скальпелем какую-то большую и жизненно необходимую часть. Без Джимми она перестала быть той, кем себя знала. Как такое возможно? Кто она теперь?

Она переворачивается на другой бок и устремляет взгляд на шкаф. В нем царит образцовый порядок. В этом смысле он является отражением ее личности. Но в остальном в нем от ее личности нет ничего. Она садится на кровати и смотрит на себя в зеркало на двери спальни: светлые, доходящие до подбородка волосы давно не мыты и спутались, голубые глаза запали и потухли, розовая пижама вся в катышках. «Это не я».

Она выбирается из постели и, выйдя в коридор, снова принимается разглядывать фотографии на стене. На самых последних портретах она видит исключительно жену и мать. Ей всегда нравилось, как она выглядит на этих снимках: волосы не слишком пушатся, макияж аккуратный и не бросается в глаза, ногти ухоженны, одежда отутюжена. Но сейчас, когда она внимательно вглядывается в свое лицо, собственная улыбка кажется ей вымученной, неестественной, а поза напряженной, как будто она не она, а картонная фигура с ее лицом. Как будто она позирует. Бет перемещается дальше во времени и переходит к самому давнему семейному фото и портрету с их свадьбы. На них гораздо лучше видна та женщина, какой она себя считает. В ее улыбке сквозит естественная раскованность, глаза светятся радостью. Куда подевалась эта женщина?

Она вскидывает глаза к потолку, и решение неожиданно приходит само собой, точно ниспосланное ей откуда-то свыше. Чердак!

Она встает на цыпочки, тянет за болтающийся белый шнур, раскладывает деревянную лестницу и начинает подниматься по ступенькам. Наверху ее встречает плотная стена спертого нагретого воздуха. Погода под конец мая стояла солнечная, но прохладная, не выше шестнадцати градусов, но скопившееся под крышей тепло создает у нее ощущение лета.

Она медлит, прежде чем окончательно решиться нырнуть внутрь. Крыша низкая и наклонная, из деревянного потолка там и сям торчат гвозди, поэтому стоять в полный рост невозможно и опасно. А пол так и остался недоделанным, в центре поперек чердака уложено всего несколько досок, похожих на мостик, переброшенный через море розовой стекловаты.

Бет не любит приходить сюда из опасения, что она или забудет про низкий потолок и поранит голову о гвозди, или случайно ступит мимо доски и провалится сквозь слой стекловаты вниз, в гостиную. Из-за этого она обыкновенно наведывается на чердак всего дважды в году: сразу же после Дня благодарения за елочными игрушками и первого января, чтобы вернуть елочные игрушки на место. Поднялась-спустилась, пришла-ушла, не задерживаясь.