С любовью, герцог

Хоксторн любил здесь бывать, и, едва вернувшись в Лондон, именно сюда стремился первым делом. В клубе было многолюдно в любое время суток. Ни обеденный зал, ни бильярдная, ни библиотека никогда не пустовали, и Хоксторн всегда мог рассчитывать, что застанет в «Уайтсе» кого-нибудь из знакомых, готовых выложить ему все последние новости, если его друзей – Ратберна и Гриффина – не окажется в городе.

Впрочем, сегодня оба были на месте и сидели напротив него за столом в обеденном зале. Все молчали, а Рат и Гриффин смотрели на него в молчаливом недоумении. И на то была причина: Хок только что изложил им то, что вчера сообщил сестре.

Все трое выделялись из толпы завидным ростом, атлетическим сложением и безукоризненными манерами потомственных британских аристократов. Внешне, правда, Рат с его темными глазами и вьющимися коротко стриженными темными волосами не был похож на англичанина, скорее на итальянца или грека. Хок и Гриффин поступили в Итон одновременно и быстро сдружились. Рат присоединился к студенческому братству годом позже, а еще через год был принят в их компанию (после совместного распития бутылки портвейна, которую стащил у отца и пронес в колледж в сумке с двойным дном). За годы учебы дружба их, закаленная во многих испытаниях, так окрепла, что они сумели остаться друзьями, несмотря на то что постоянно соперничали друг с другом. Каждый оспаривал право называться лучшим: студентом ли, стрелком, фехтовальщиком, наездником… Список можно продолжать до бесконечности.

Все трое дружно перекочевали из Итона в Оксфорд, а после университета продолжали совершенствовать свои знания и умения в областях, далеких от науки: в азартных играх, верховой езде и покорении дамских сердец. Большинство «подвигов» закадычных друзей имели документальное подтверждение в виде записей в печально известном журнале ставок клуба «Уайтс».

При том что репутация опасных сердцеедов и повес прочно закрепилась за всеми тремя молодыми людьми, поведение Гриффина, по мнению Рата и Хока, последнее время ни в коей мере не соответствовало этому статусу. В прошлом году Гриффин женился, и с тех пор проводил со своей юной красавицей-женой куда больше времени, чем с друзьями, отдавая предпочтение тихим домашним радостям и забыв дорогу в те злачные места, что еще совсем недавно так любил.

– Чего дожидается мистер Квик? – спросил Гриффин, сдувая пену с только что принесенного ароматного эля. – Думает, что его станут уговаривать?

– Чего он хочет: денег или ценных бумаг? – поинтересовался Рат, вальяжно откинувшись на спинку стула.

– Я не знаю. У меня не получилось с ним поговорить. Его не оказалось на месте, – ответил Хок.

– Ты проделал такой путь зря? – возмущенно воскликнул Гриффин.

– Возмутительное невежество! Ты ведь, кажется, предупредил его о приезде, – вторил другу Рат. – Сколько времени потрачено впустую.

Нет, напрасной тратой времени эту поездку назвать никак нельзя, подумал Хок. Не зря он полдня брел под ледяным дождем. Наградой ему стало знакомство с мисс Квик, возможность поговорить с ней, обнять ее, попробовать на вкус ее нежные податливые губы.

– Квик уехал еще до того, как пришло письмо, в котором я извещал его о своем визите.

– Я не видел его в Лондоне, пока тебя не было, – заметил Гриффин и, обернувшись к Рату, спросил: – А ты?

Рат только покачал головой.

– Так где же он был? – спросил Гриффин.

– Мне так и не удалось узнать. Сестра его, похоже, тоже была не в курсе, а если и знала, то не посчитала нужным сообщить об этом. Впрочем, я бы в любом случае не стал гоняться за ним по всей стране, хотя узнать, когда именно он вернется, мне бы все же хотелось.

– Значит, у Квика есть сестра, – не без удивления констатировал Гриффин и выразительно посмотрел на Рата, прежде чем перевел взгляд обратно на Хока.

– Да-да, теперь я припоминаю, – заметил Рат. – У Квика действительно есть сестра. Говорили, что она ушла вроде бы в монастырь, но, судя по всему, это не так.

Рат задумчиво посмотрел на Гриффина, и тот добавил:

– Дело было года два-три назад. Она была помолвлена с виконтом Деннингкортом, и все было готово к свадьбе, но церемония так и не состоялась – в последнюю минуту невеста передумала. Я точно не помню, что именно она сказала тогда своему опекуну, графу Свитчингему, но что-то вроде того, что лучше станет монашкой, чем женой виконта.

Очень на нее похоже, подумал Солан. Говорить то, что думаешь, невзирая на лица, – ее конек. Для нее что герцог, что граф, что виконт – все едино.

– Помнится, кто-то говорил, что граф был вне себя от ярости, – хлебнув эля, заметил Рат. – Его едва прямо в церкви не хватил удар. Неудивительно, что он не стал ее отговаривать, если она решила уйти в монастырь.