С любовью, искренне, твоя (ЛП)

Я не могу дышать, на глаза наворачиваются слезы, из-за чего невозможно видеть экран передо мной. Это почти слово в слово первое письмо, которое я отправила ему как СЛИТ.

Прикрываю рот в благоговении, делая глубокий вдох, чтобы успокоить нервы.

Но… я полностью откровенен и хочу, чтобы ты знала, что я не употреблял алкоголь перед тем, как написать тебе. Да, возможно, за последние две недели я много пил, пытаясь заполнить пустоту в своём сердце, но клянусь, что сейчас, набирая это письмо, я абсолютно трезв и изливаю тебе свою душу. Хотя, для протокола, сегодня утром я выпил пять чашек кофе, чтобы компенсировать бессонные ночи без тебя.

Думаю, важно быть искренним и честным с тем, кого любишь, не так ли? И полностью откровенным, да, Пейтон?

Я люблю тебя.

И я наконец-то честен.

Ты мне так нравишься, что это затуманивает мой рассудок, и заставляет меня делать то, чего я никогда бы не сделал, например, злиться на тебя и обвинять тебя в том, чего ты никогда бы не совершила. < — Ты прочитала это? Никогда за миллион лет я не думал, что ты ПРЕДАШЬ МЕНЯ. Я гребаный мудак, что даже на секунду допустил мысль об этом, и мне чертовски жаль.

Я безнадежно, глупо, как школьник, втюрился в тебя.

Знаешь ли ты, что люди в офисе называют МЕНЯ садистом? Эгоистом? Бесчувственным, высокомерным ублюдком? Но ты с самого начала знала, что я лаю, но не кусаю. Ты дала мне шанс доказать, что я не просто мужчина за столом, с галстуком, туго затянутым на шее.

Впервые, ты была той, кто вызвал улыбку на моём лице. На кого я хотел произвести впечатление. Кого я хотел больше остальных.

И если уж говорить начистоту, этот синий свитер на тебе?

С достаточно низким вырезом, чтобы я мог видеть твою округлую грудь? Это заставляет меня задать тебе очень важный вопрос…

Я не хочу кувыркаться с тобой… Я хочу любить тебя, если ты позволишь.

С любовью,

Искренне,

ВСЕГДА твой

Постскриптум: Подними голову.

Поднять голову? Что, черт возьми, это значит?

Я вытираю слезы и вижу Рима, стоящего передо мной с белой коробкой в одной руке, а другая — засунута в карман. Он выглядит нервным, но безумно сексуальным в своём свитере и джинсах.

О боже, я и забыла, какой он красивый.

— Привет, детка, — нежно говорит Рим, делая шаг вперед. И вот он, его одеколон, пробуждающий меня впервые за несколько недель. Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он опускается передо мной на одно колено и протягивает коробку. — Открой её. — Его пристальный взгляд устремлен на меня, одухотворенный и полный надежды.

Дрожащими руками я поднимаю крышку коробки для выпечки и обнаруживаю, что на дне лежит мой любимый киш, а сверху, под приклеенным скотчем ключом, написано: Я не могу прожить и дня без твоих объятий и «киша». Ты переедешь ко мне?

Как девочка, которой я и являюсь, прикрываю рот рукой, а по щекам катятся слезы. Рим ставит коробку на стол и берет мои руки в свои, не сводя с меня глаз.

— Пейтон, мне п*здец как жаль за то, что я сказал, за то, что не доверял тебе, когда, я знаю, должен был. Ты значишь для меня все, и не из-за всей той невероятной работы, которую ты для меня сделала, а потому что ты потрясающе мудрая и остроумная и делаешь меня охренительно счастливым. Я не могу представить и дня без тебя рядом со мной. — Он целует мою руку и произносит: — Ты простишь меня и, пожалуйста, переедешь ко мне?