С любовью, Лондон (СИ)

— А бабуля с дедом Гришей уже Старый год провожают, — прикинув челябинское время, предположила я, вытирая майонезные губы тыльной стороной ладони.

— Точно! Не будем нарушать традиций. Милый, ты бы не мог открыть шампанское?! — обратилась она к мужу. — Пока не пришли эти врачи, сделаю-ка я пару глотков, — уже тихо на русском сказала мне, освобождаясь от фартука. — Неси фужеры.

Пока Рик возился с пробкой шампанского, я умыкнула со стола два фужера и водрузила их на столешницу в промежутке между остатками холодца и тарелкой с яичной скорлупой.

— И себе неси, — велела мама.

— Офигеть! Я буду пить со своим учителем и беременной матерью! Вы в курсе, что это нарушение закона штата? Видели бы вас соцработники! — воскликнула, встретившись взглядом с Риком, по широкой улыбке которого стало ясно, что он понял смысл моей тирады по защите прав ребенка.

— Джули, ты не думала отправить ее в Бостонский колледж? — спросил он, подтвердив мою догадку. — Из нее получится неплохой прокурор.

— Так и поступим, — кивнула мама.

— А меня никто не хочет спросить? — возмутился я.

— Нет, — в один голос ответили Хьюзы.

Рик сам принёс третий бокал и, потеснив нас, разлил игристый напиток.

— Ну что… проводим Старый год? — спросила мама таким тоном, словно у кого-то в этой кухне был иной выбор.

— Хороший был год, — произнес Рик, с нежностью глядя на нее. — Но следующий обещает быть ещё лучше.

Пока эти двое влюбленных пялились друг друга, я, вспомнив завет бабы Люси, поплевала через левое плечо и трижды постучала по столешнице.

— Что ты делаешь? — спросил Рик, с удивлением уставившись на меня.

— Это русский фэн-шуй, — пояснила мама, наградив меня одобрительной улыбкой и, подняв фужер, произнесла, — за старый год?

— За старый год! — с энтузиазмом проговорил Рик.

Не успела я осушить свой бокал, как в дверь позвонили. Первым явился Магуайр с корзиной каких-то булок, которые испекла его мать. И я подумала, что нужно было звать к нам больше народа и, таким образом за один вечер выполнить продовольственную программу на пару недель.

— Думаешь, она придет? — спросил Курт, разглядывая ёлку в гостиной, куда нас отправила мама для светской беседы в ожидании других гостей.

Я оторвалась от переписки с Тихомировой и взглянула на него.

— Кто?

— Олли, конечно, — с кривой улыбкой пояснил парень. — Неужели ты думаешь, я пришел к вам, потому что хочу встретить русский Новый год?

— Эй, а нельзя ли поделикатнее? Я, между прочим, с утра на кухне торчала! — наехала я на Курта, но его скорбный вид мгновенно усмирил мой воинственный настрой.

— Что мне ещё сделать, Кейт? — уставившись себе под ноги, спросил парень. — Она вечно делает вид, что меня нет, — качая головой, произнес он. — Я раздражаю ее одним своим существованием.

— Это не так.

— Что? Она говорила обо мне?! — и я еле сдержала улыбку, настолько трогательным сейчас выглядел этот огромный предводитель бройлеров старшей школы имени Уильяма Роджерса.

— Конечно, говорила!

Знаю, некрасиво так делать, но другого выхода я просто не видела. Эти двое невероятно раздражали своей непревзойденной тупостью, когда речь заходила о чувствах другого.

Курт шагнул, нависая надо мной, как Эверест, а у меня уже шея затекла, разглядывать его с высоты своего метра с двумя кепками.

— Скажи, Кейт, что она… думает обо мне?

Я отступила и встала в позу генерального прокурора Соединенных Штатов. Без понятия, как это должно выглядеть, но, думается, что, определенно, очень претенциозно и внушительно.

— Сначала ты скажи, что чувствуешь к ней?

Курт отступил и с размаху плюхнулся в диван, который только чудом не рухнул.

— Я люблю ее. Неужели непонятно? — спросил он.

— Тогда… какого черта целых два года ты мутил с этой Фернандес? — продолжила я судебное следствие.

Курт тяжело вздохнул и, сцепив пальцы в замок, ответил:

— Потому что я придурок.

— С этим трудно спорить, — его ответ меня окончательно обезоружил.

— Я полюбил ее с того дня, как впервые увидел. Мне было семь… но весил я на все двадцать, — с горькой усмешкой, произнес Курт. — Это была начальная школа. И Олли была первой, кто вступился за толстого новичка. В другой раз Лондон набил морду одному мелкому за то, что тот обзывал меня. Так мы и подружились… А потом… я все испортил, — взлохматив короткие темные волосы, он откинулся на спинку дивана, — я же в тот грёбаный лагерь поехал только, чтобы ей понравиться. Лучше бы я навсегда остался жирным Куртом. Знаешь, Кейт, такое ощущение, что я был нужен ей, пока был толстым!

— Не говори ерунды! Ей пофигу, как ты выглядишь! Дело не в этом!

— А в чем? В том, что я был с Шейлой? Да я начал с ней встречаться, только чтобы Олли позлить, а потом… Потом она совсем перестала общаться со мной…

— А на что ты рассчитывал?

— Сам не знаю, — обреченно простонал парень. — Думал, подразнить ее… но с Шей все зашло так далеко… И почему у других все настолько просто?! — спросил он, издав что-то напоминающее львиный рык. — Вот… взять хотя бы вас с Лондоном! Этот болван никогда серьезно не встречался ни с одной девушкой, и тут приезжаешь ты…