С любовью, Рома (СИ)

— Вам ещё не надоело меня жизни учить?! — рычал я ему в спину всю дорогу до Сониного дома. — И вообще. Яйца курицу не учат!

— Какое счастье, что мои яйца к твоему происхождению не имеют никакого отношения.

— Боже, мы породили чудовище…

Уже у дома Романовой мы застопорились, топчась на месте перед нужным окном.

— И что дальше? — поинтересовался Кирилл.

— Постучусь, как раньше.

— А если она не одна?

Не то чтобы я не думал об этом, но слышать это из чужих уст было ни разу не приятно.

— Тогда у нас есть ты.

— Ага, всё-таки будем рожи бить?

— Нет, сразу труп прятать.

Сделав глубокий вдох, я постучался в окно. Раньше Соня реагировала на мой приход в любое время суток. Сколько раз я проникал в её квартиру, минуя двери?

На этот раз за окном была тишина.

— Может быть, не слышит? — мягко предположил Кир.

Я стукнул ещё раз, вложив в удар куда больше силы. Стекло угрожающе затрещало.

— Ну или подходить не хочет, — продолжил мысль мелкий, то ли специально дразня меня, то ли по своему малолетству не понимая, как на меня действуют его предположения. — Или вовсе дома не ночует…

Звук бьющегося стекла и мой сдавленный крик были ему ответом.

***

Обошлось без полиции. Но обратиться к отцу всё же пришлось: дабы отвёз в многопрофильную больницу и договорился, чтобы меня там приняли без документов (вот уж не думал, что я когда-нибудь начну скучать по своему паспорту!). Одним ударом я умудрился не только разбить стекло Сониного окна, но и рассечь внешнюю сторону кисти, повредив один из сосудов. В итоге кровью было уделано всё — я, Кир, отцовская ветровка, и даже стена старенькой двухэтажки приобрела пару бурых отпечатков.

Кирилл в компании пришедших Дамира и Стаса был оставлен сторожить Сонин дом от чужих посягательств (открытое окно как бы предполагало).

Мы же с отцом до самого утра просидели в отделении травмы, откуда я вышел с парочкой свеже наложенных швов и перевязью на руке. А если прибавить к этому разбитый утром нос, огромный синяк на грудине (привет Даму) и расцарапанную спину, то пациент был скорее мёртв, чем жив.

Но даже в этой ситуации нашлись свои плюсы — с подачи родителя в местной лаборатории у меня взяли кровь для всех необходимых анализов.

— Такими темпами я скоро вконец обескровленным окажусь, — хмыкнул, выходя на улицу.

— Рома, это уже не смешно, — крайне серьёзным тоном сообщил мне отец, следуя за мной.

— А что? Диагноз малокровие заиграл новыми красками, — не унимался я. — Если понимать буквально, конечно же. А то ведь, гляди, я так к тридцати годам соберу все болезни крови. Не знаешь, что там следующее по списку?

— Рома! — практически гаркнул отец, потом добавил, правда, уже более спокойно: — Не смешно.

***

К моему удивлению, привёз он меня не домой. Знакомый парк встретил нас практически полной тишиной, если не считать шелеста высоченных сосен, мерно покачивающихся от прохладного ветра. С первого взгляда он казался безлюдным, но стоило присмотреться и меж деревьев угадывались ранние пташки: собачники, велосипедисты, бегуны и бабульки с палками для скандинавской ходьбы.

— Зачем? — нахмурился я, предчувствуя ещё один разговор по душам, от которых уже тошнило.

— Просто, — отозвался папа. — В детстве тебе здесь нравилось.

— Не помню.

— Тебе ещё и года не было. По выходным мы любили с мамой брать тебя со Стасом и приезжать сюда.

— Ой, нет-нет, — затряс головой, — пожалуйста, только не приступ ностальгии.

Но мою мольбу, как и ожидалось, проигнорировали.

— Ты тогда совсем мелкий был, едва ходить научился и сразу же побежал. Всё время норовил куда-нибудь от нас удрать.

— С годами ничего не изменилось.

— Мы с мамой только и успевали тебя ловить, прежде чем ты нырнёшь в какие-нибудь кусты или канаву. Здесь тогда не так благоустроено было.

— Тяга к приключениям.

Мы шли по одной из прогулочных дорожек, уводящей вглубь парка.

— Стас начинал бегать вокруг тебя и каждый раз, натыкаясь на него, ты менял направление. В итоге вы с ним едва ли не по полчаса могли толкаться на одном пятачке…

— Вечно он весь кайф обламывает. И ни фига с годами не изменилось.

— А мне это казалось таким удобным и безопасным для тебя, — словно не слыша, продолжал отец, — а вот сейчас думаю: может быть, стоило тебя просто отпустить?

— Ну да, глядишь, шею бы свернул лет на двадцать раньше…

— В результате всё заканчивалось тем, что ты садился на землю и вообще отказывался куда-либо идти.

— Ещё бы! Откормили слона, иди попробуй с ним совладай.

— Рома! — отцовское терпение наконец-то иссякло. Мне даже легче стало, а то это его спокойствие было поперёк горла. — Ты можешь хоть минуту спокойно послушать?

— Минута истекла полчаса назад. Кто ж знал, что у тебя с возрастом начнутся все эти стариковские привычки пускаться по волнам воспоминаний…

Я не то чтобы паясничал, просто было что-то такое в отцовской речи, что заставляло меня волноваться.

Александр Дмитриевич устало сжал пальцами переносицу, словно ища в себе силы.