С любовью, Рома

— Угу, — противно оскалился Чернов и, дойдя до нас, сделал немыслимое: обхватил меня за ноги и закинул на своё плечо.

Завизжала, нелепо размахивая букетом и изо всех сил выкручиваясь на Ромкином плече, но он будто бы и не замечал этого.

— Ты с ума сошёл! — перешла я на ультразвук. — Денис, сделай что-нибудь!

— Я делаю, — долетело мне вслед, когда эта двухметровая каланча двинулась к выходу. Резко вздёрнула голову, на прощание улицезрев радостного Белова и ошарашенную женщину, у которой, казалось, даже шиньон на голове встал дыбом.

***

Он с невозмутимым видом пронёс меня через весь ЗАГС. За это время я успела изничтожить бедный букет тюльпанов, которым от души молотила по Ромкиной заднице, которая всё это время маячила перед моим носом. Что именно происходило с моей собственной пятой точкой, едва прикрытой задравшимся платьем, я предпочитала не думать.

Меня вынесли на улицу и не очень любезно шмякнули на капот автомобиля. К тому моменту я уже успела охрипнуть, костеря Чернова на чём свет стоит.

— Да пошёл ты! — с чувством выдала я и попыталась слезть с машины, но Рома вдруг быстро наклонился вперёд, выставив руки по обе стороны от моих бёдер, тем самым оказавшись со мной нос к носу.

— Всё сказала?

— Нет!

— Очень жаль, — ничуть не расстроился он. — Потому что тебе сначала придётся выслушать меня.

— Не собираюсь я тебя слушать! — отчего-то упрямилась, не в силах поверить в происходящее.

— Извини, — странно фыркнул он. — Но тут без вариантов.

Открыла было рот, чтобы возразить, но Ромка даже слушать не стал, впившись в мои губы поцелуем.

***

Машину он вёл агрессивно, то и дело набирая скорость, обгоняя очередной автомобиль и выскакивая на встречку.

Но мне даже страшно не было.

Я сидела на пассажирском, скинув туфли и поставив голые ступни на сиденье. И всё время касаясь своих губ, истерзанных его неистовым напором. Не могу сказать, что мне было неприятно, но в голове творился такой ад, что у меня даже не получалось вычленить хотя бы одну дельную мысль.

И лишь на выезде из города я совсем вяло уточнила:

— Куда мы едем?

— Туда, где было хорошо…

***

База отдыха за последние годы практически не изменилась. Правда, я так и не смогла вспомнить, тот самый это был номер или же какой-то другой. В прошлый наш приезд сюда меня волновали совсем другие вопросы.

Зайдя в номер, я желала только одного — забиться в самый дальний угол и поставить на паузу весь этот мир.

Рома выглядел как обычно — великолепно и самоуверенно, и это бесило. Хотелось взять кувшин со стола и съездить по его ехидной физиономии.

За последнее время я только и делала, что переживала наше с ним расставание. Переживала, переживала, переживала… а потом сама же проваливалась в глупую надежду, что нет, это ещё не конец. Затем известия о его возможном возвращении, о его болезни и вовсе перевернули всё с ног на голову. Отчего-то стало безразлично, что будет со мной. Вообще всё потеряло значение, ведь главное, чтобы в порядке был он. А он и был. Тот день, когда я пришла к нему в больницу, словно расставил всё по местам. Вот Рома, и я его люблю. Таким, какой он есть. Эгоистичным, резким, колючим, скрытным. Потому что если хоть что-то в нём поменять, это уже будет не он.

С ним в принципе нельзя было иначе. Его нужно было не принимать вообще либо принимать всего полностью, целостно. И тогда, вот тогда он раскрывался совсем с другой стороны, обнаруживая свою страстность, верность, своеобразную заботу. Я за последний год как-то про это забыла, принимая его холодность за отвержение, за доказательство того, что мне нет места в его жизни. А на самом деле… на самом деле я сама сделала всё возможное, чтобы потерять его.

Наверное, мы оба были виноваты. Но сейчас… сейчас было бессмысленно выяснять, кто прав, кто виноват. Да и имело ли это какое-то значение?

Ведь понимание всего этого пришло слишком поздно, когда он тоже дошёл до точки невозврата.

— Как ты могла всё разрушить?! Я тебе этого никогда не прощу.

Вот и выходило, что душевные раны были слишком свежи, чтобы идти на поводу его сегодняшней прихоти. Не знаю, зачем он пришёл. Наверное, чтобы последнее слово всё-таки осталось за ним.

Ну что ж, любимый. Ты победил. А я проиграла по всем статьям. Досадно только то, что это была не игра, а наши жизни.

Я сидела на краешке кровати и смотрела перед собой, гоняя в сознании свои отчаянные мысли, пока Ромка точно так же наматывал беспокойные круги по нашему номеру. До меня только дошло, что всё это его самодовольство было напускным, а на дне карих глаз плескался неподдельный ужас.

— Как ты узнал про свадьбу? — зачем-то спросила я. Я была готова пойти на всё, лишь бы разрушить эту оглушающую тишину.

— Ты сама мне сказала, — будто бы с облегчением озвучил очевидное Ромео.

— А про дату? Где, когда, во сколько?

— А, ты об этом, — наигранно удивился он. И, выдержав драматическую паузу, огорошил меня: — Белов твой сказал.