— Верика Остин. Лаборант. Магесса. О, ее помню. Точнее, не столько саму ее, сколько ее помаду — там все старались неброско выглядеть, а у нее вечно губы цвета красного винища. Среди больничной белизны смотрелось довольно экстравагантно. Молодая, вроде, — рассуждал Ран, что-то набирая в планшете. — Да, точно. Она. Так, в статье… "большие надежды, ла-ла-ла, получила лицензию, ла-ла, открыла свое дело, изнасилована, убита, стала очередной жертвой серийного преступника…"
— Аэнарт. "Цепь", — заключила я. — Цепь может быть как орудием убийства, так и способом — могли держать на цепи взаперти и глумиться. Или просто означать, что Остин стала очередным звеном в цепочке убитых.
— Моя леди, ты так легко продумываешь различные варианты действия проклятий, что начинаешь меня пугать.
— Пытаюсь думать, как преступник. А еще мне кажется, что я настолько хочу, чтобы это действительно было связано с этими проклятиями, что готова за уши любую версию притянуть. Проблема в том, что даже на смертельную болезнь свое "проклятие" можно подобрать.
— У меня надежда только на одно, — вскинул брови Ран. — Что в списке будут выжившие помимо моего отца. Кто там следующий? Элгерт, допустим. Какая там буква? "Т"? Так, Т.Э… Хм… Вообще пусто. Пара однофамильцев, ни одного, которого бы звали как-то на "Т". И не поймешь даже, мужчина это или женщина. Кто вообще так списки составляет? Я понимаю, секция секретная, но для чего оставлять в ней этот список какой-то неофициальной переклички — я не понимаю.
— Зачем бы это ни было сделано, нам оно все равно поможет, надеюсь. Может, все данные надлежало уничтожить, но какие-нибудь отчаянные архивариусы решили, что хотя бы что-то должно выжить. Если не сами эксперименты, то хотя бы список имен, от которых потом историки смогут оттолкнуться.
— Ну да. Или идиоты, которые решат, что этот список им в чем-то поможет.
— Хочешь сказать, мы зря рисковали?
— Ничуть. Благодаря всем нашим злоключениям я узнал нечто… важное. — И напарник покосился на меня. Без тени улыбки.
— Что это "важное"? Не поделишься?
— Когда-нибудь, — согласно кивнул Ран. И добавил: — Может быть.
Я отложила телефон в сторону и обернулась к напарнику:
— Ты какой-то не такой.
— Просто ты опять разбила мне сердце и вырвала душу, — хохотнул он. Как-то ненатурально хохотнул. — Ты так жестока, моя леди.
— Балда. А если серьезно?
— А если серьезно, — Ран отложил планшет в сторону и потянулся, — пожалуй, я себя не очень хорошо чувствую. Если позволишь, я вздремну пару часиков.
— Твоя квартира в твоем распоряжении, — отозвалась я. — Сама пока поищу еще какую-нибудь информацию о наших жертвах.
— Разбуди, когда закончишь, — усмехнулся напарник. Дверь в спальню за ним закрылась, а я на несколько мгновений замерла, провожая его взглядом.
Ран никогда не признавался в дурном самочувствии, даже если из его плеча в это время лом торчал. Веселился до последнего — радовался, что теперь может сумки из магазина носить без помощи рук, а на вопрос о синюшной бледности отвечал, что "его стилист сказал, что сейчас так модно".
Ну вот за что мне это? У всех ведь напарники как напарники. А у меня — Ран.
"А так тебе и надо", — гадко заметил внутренний голос.
Третий раз за утро Ран отлетел в стену.
Те два дня, что он отсиживался на больничном дома и собирал информацию, я пробегала за мутными душами в компании Сиалы и Дервика, хотя, если честно, больше это походило на прогулку родителей с малым дитем. Коллеги так привыкли работать в паре, что третий, по моим ощущениям и опыту, им явно мешался, но они старательно маскировали это под заботу обо мне. "Арис, подожди нас в машине, пожалуйста, мы быстро". "Арис, ты туда лучше не ходи пока, Дервик сейчас сам все сделает". "Арис, у тебя такой красивый почерк. Заполни, пожалуйста, протокол, а мы пока душу отловим…"
Почерк, стоит сказать, у меня был весьма кривоват, особенно когда приходилось заполнять бумаги на весу, но, прекрасно понимая коллег, послушно выполняла все их просьбы. Мы тоже с напарником не радовались появлению стажера. Хотя, конечно, квалифицированный собиратель душ — это же не новичок, который может впасть в панику при виде буйной души, но налаженный в паре механизм рискует дать сбой, если им попытается управлять третья, незнакомая, рука.
Но я, по крайней мере, была по уши в работе и это позволяло мне направить весь поток мыслей в нужное русло, отключив все мешающие эмоции. А вот Ран, который все два дня сидел перед компьютером, выискивая информацию о погибших участниках эксперимента, напротив, стал немного не собран…
Поэтому, когда мы, отловив очередную душу, сели в машину, он выругался, шипя стер кровь с разбитой губы, и с остервенением повернул ключ зажигания. Любезно предложенный мной платок он отверг, на вопрос "да что с тобой такое?" лишь отмахнулся, а потом и вовсе изъявил желание отнести все отработанные нами папки в архив. В архив. Куда он терпеть не мог ходить. И куда его, вообще-то, не пускали.