С любовью, сволочь (СИ)

Весь день я ждала вечера, а в ресторане стало так муторно, что не могла дождаться, когда же наконец поедем домой. Ночью проснулась и не могла уснуть. Осторожно встала, чтобы не разбудить Костю, взяла телефон и ушла на кухню. Открыла воцап, снова долго смотрела на поздравление…

«Спасибо, Сева».

Черт, зачем⁈

Еще можно было удалить, но… нет, галочки уже поголубели.

И что тебе не спалось-то, Сева?

Хотя у них там, кажется, еще вечер.

«Как ты, Маша?»

Когда-то он написал так же: «Привет, как ты?» Только в Контакте. Когда я болела.

«В порядке».

На секунду зажмурилась, вдохнула поглубже и… отправила следом:

«А ты?»

Зачем???

«И я. Пожалуйста, береги себя, ладно?»

«Постараюсь. И ты тоже. Спокойной ночи».

«Спокойной!»

Экран погас, а я все смотрела и смотрела на него, как будто ждала, не появится ли что-то еще.

— Маш, ты чего тут?

Вспыхнул свет, ударил по глазам. Я прикрыла их рукой и почувствовала под пальцами влагу. Даже не заметила, что текли слезы. Вытерла быстро, пока не увидел Костя.

— Проснулась, не могла уснуть. Пошла водички попить. Сижу вот, думаю. Как все будет дальше. Страшно, Кость.

— Конечно, страшно. Страшно, что никак не можешь на это повлиять. Ну да, маску носить, руки мыть, скопления людей избегать. Но, по большому счету, это не поможет. Думаю, переболеют все. И не по одному разу. Вопрос в том, кто как это перенесет. Сейчас летальность короны в три раза выше, чем у гриппа. Нет ни лекарств, ни вакцины. У него очень высокая способность к мутированию, и мы пока не знаем, по какому пути он пойдет. Может, каждый новый штамм будет опаснее предыдущего. А может, наоборот, и тогда пандемия плавно сойдет на нет. Я склоняюсь к второму варианту, с биологической точки зрения он более вероятен. Совсем вирус, конечно, не уйдет, но превратится в банальную сезонную инфекцию. Но когда это случится и сколько миллионов жизней он унесет…

Я уткнулась носом ему в грудь и дала волю слезам. Чувствуя себя при этом… да, последней сволочью. Потому что боялась не столько ковида, сколько себя самой — такой дуры. Непредсказуемой и опасной, как этот долбаный вирус.

Сева

Говорят, что проблемы надо решать через рот. Просто разговаривать. Обсуждать. Не придумывать и не додумывать за других.

Интересно, они сами это умеют — те, кто так говорят? Вряд ли. Потому что это умение — как суперспособности. Но советовать другим, как им надо поступить, всегда проще и интереснее.

Я мог бы ответить на ее коротенькое «А ты?» совсем по-другому. Написать, что она нужна мне. Что люблю ее — даже сейчас, когда с нашей последней встречи прошло уже почти пять лет. Что скучаю и беспокоюсь за нее.

Мог бы… Но не смог. Я был не нужен ей тогда. Было бы глупо думать, будто за это время что-то изменилось. Если только в сторону еще большей ненужности. Ответила? Ну и что? Почти сутки прошли после того, как она открыла мое поздравление. Хотела бы — ответила бы сразу. А так… обычная вежливость.

И все же я не удержался. Попросил беречь себя. Хотя это была какая-то банальная бессмысленность. Но то, что происходило, было страшно. Сначала никто не принимал всерьез. Даже месяц назад, хотя люди умирали уже тогда. Ну и что, говорили, от гриппа тоже умирают. И вдруг все стало слишком серьезно. В середине апреля мы перешли на удаленку. Я выходил из дома только по вечерам — на пробежку в парк. Продукты заказывал на дом, под дверь. Кое-где студентов-медиков отправляли работать в коронавирусные больницы. Может, и в России тоже? Я волновался за Машу.

В конце мая заболел Диего. Элька позвонила мне в дикой истерике. Первой мыслью было то, что она беспокоится о своем положении. Умрет он — семейную визу, может, и не аннулируют сразу, но уж точно не продлят. Однако, похоже, ее волнение было искренним. Диего долго лежал в реанимации в очень тяжелом состоянии и все-таки выкарабкался. Элька позвонила, рыдая уже от счастья, и я все же не удержался — задал тот самый гадкий вопрос о первопричине подобных эмоций.

— Можешь не верить, Сев, — всхлипнула она. — Но я его люблю. Правда. А все остальное — это уже вторично.

— Ну и слава богу, — у меня отлегло от сердца.

Может, действительно у них получится что-то настоящее. Я был бы только рад.

А пандемия тем временем набирала обороты. Отец, Галина и Андрюха переболели хором. Андрюха легко, отец с мачехой тяжелее, но выкарабкались. Мать писала, что они с Чубриным на самоизоляции, живут на даче. Ни съемок, ни спектаклей — ничего. Я мог только представить, как они от безделья полируют друг другу нервы. Женя с мужем тоже пока держались.

Виктюх после развода с Валькой с радаров пропал. Я даже позвонил Илюхе, и тот сказал, что Вик уехал в Москву, а потом в Германию — к дальней родне. Дал телефон, я пробовал звонить, писать, но как в глухую стену. Сначала было обидно, потом стало тревожно — не случилось ли чего. Родные тоже волновались, связь Виктюх обрубил и с ними.

Но гораздо сильнее я переживал за Машу. И однажды вечером, таким же тупым и одиноким, как череда других, до него, не выдержал и снова написал ей.

«Привет, Маша. Как у тебя дела?»

Она ответила почти сразу: