С любовью, сволочь (СИ)

Ну и ладно. Ну и хорошо. Не любоваться лишний раз, как на нем виснет Криська.

Но он пришел. Позже. С букетом роз. И с другом.

Сева

Ближе к вечеру мы наконец привели этот микрогадюшник в божеское состояние, и началось веселье. Поляну накрыли прямо на полу, расстелив на ковре то ли покрыло, то ли занавеску. Посуды было мало, в ход пошли одноразовые тарелки и стаканчики. Пять бутылок вина на семнадцать человек — вроде и немного, но некоторым хватило. Той же Криське, которая трещала, как взбесившийся попугай, и липла ко мне. Виктюх, как и обещал, пытался к ней подкатить, но та его упорно игнорила.

А я… я смотрел на Машку. Вот такую вот — лохматую, ненакрашенную, в рваных штанах. Как же она мне нравилась! И как же я ее хотел — не имело смысла притворяться, что это не так. И все чаще мы залипали взглядами — на несколько долгих секунд в ритме сердца.

— Маш, так ты здесь одна будешь жить? — с завистью спросила Лидка.

— Да, — кивнула та. — Это квартира моего отца, он умер давно. Половина моя. По наследству.

Похоже, Машке позавидовали многие — если не все. Пока обсуждали это, Виктюх вытащил меня к мусоропроводу покурить.

— Извини, Мир, — затянувшись, он развел руками. — Ну не шмогла я, не шмогла. Ты уж как-нибудь сам.

И тут вышла Машка с пакетом мусора.

— Маша, — состроил умную рожу Виктюх, — ты такая… необычная. Скажи, у тебя роду японцев не было случайно?

— Японцев? — хмыкнула она, запихивая пакет в мусоропровод. — Не знаю. Мой дед в Питер из Хабаровска приехал. Там все что угодно могло быть. И японцы, и китайцы. Черт, не лезет. Забился, наверно.

Я взял железную палку, которая стояла в углу, и подошел к ней. Машка посторонилась, и как-то так получилась, что задела меня бедром.

Твою же мать!!!

Я буквально втиснулся животом в грязную крышку и изо всех сил орудовал ломом, пропихивая мусор, но чертов стояк и не думал проходить.

— Мир, не знаю, заметила ли она, — хихикнул Виктюх, когда Машка ушла, — но я точно заметил. Четкий торчок!

— Иди на хер! — буркнул я, отряхивая джинсы.

— При всем уважении, на хер я не пойду, даже на такой зачетный. Не та ориентация. Это уж вы как-нибудь без меня.

— Харе веселиться! — психанув, я швырнул бычок в угол и ушел в квартиру.

Пока нас не было, разговор свернул на самое больное: ЕГЭ, поступление. Кто куда идет, где какие баллы были в прошлом году. Машка сидела чуть ли не в обнимку с Кешим, они переглядывались и шептались, а я тихо зверел. Открыли новую бутылку, я хлебнул, и как-то резко шибануло в голову. А тут еще Криська подползла поближе и всячески пыталась обратить на себя мое внимание. Как-то я то ли отмахнулся от нее резко, то ли ответил что-то не то, но ее аж перекосило. Отвернулась и брякнула громко, прямо в паузу:

— Маш, а ты уже выбрала колледж?

— Ко-о-олледж? — вскинула брови Лидка.

Машка переглянулась с Кешим и ответила, подчеркнуто спокойно:

— Крись, ты о чем? Какой колледж? Я в мед иду.

— Ну ты же сама говорила, что на бюджет не поступишь. Будешь работать и в колледже заочно учиться.

— Я говорила? Крись, у тебя с головой все в порядке? Я говорила, что в Мечникова иду. Это университет. Никак не колледж.

Я посмотрел на одну, на вторую — и все понял.

Вот же сучка!

Хотел уже невежливо попросить Криську захлопнуться, но заметил, как Кеший успокаивающе погладил Машку по руке. Вот тут-то меня сорвало и понесло.

— Мечников — это который Сангиг? — спросил противным тоном. — Будешь в садиках горшки контролировать?

— Он давно уже не Сангиг, — вспыхнула Машка. — Такое же лечебное дело, как и в других медицинских. Но поскольку все уверены, что там про горшки, проходной балл ниже. Мне на руку.

— Ну ясное дело. В нормальный-то ты не пройдешь. Хотя ты даже в этот не пройдешь, стопудово.

Я словно вернулся в прошлую осень, когда выстебывал ее вот так же зло. Зачем? Из-за Кешего? И она смотрела на меня прежним взглядом — глубоко ненавидящим.

— Ну почему же? — спросила ядовито. — Там в прошлом году средний проходной был восемьдесят. Уж столько-то полюбасу наберу.

— Ну химию, биологию — может быть. Русский. А математику? Мань, давай по чесноку, ты и шестьдесят не наберешь. Это тебе надо по всем остальным не меньше девяноста.

— Спорнем, что наберу? — она встала и в упор посмотрела на меня. — Больше шестидесяти по математике?

— Маш, — Кеший дернул ее за штанину, но она отмахнулась. — Так что, спорим? Если наберу хотя бы шестьдесят один, ты возьмешь рулон пакетиков и ручками соберешь все собачье дерьмо в моем дворе. На камеру. Кешка выложит в группе.

— Окей. А если наберешь шестьдесят или меньше… — я, кажется, вообще не соображал, что говорю, что делаю. Встал, обошел скатерть-самобранку, и шепнул ей на ухо: — Тогда проведешь со мной ночь.

Я думал, отоварит меня по роже. И правильно сделает. Но Машка смотрела, сощурившись, и молчала. А потом взяла за руку и повернулась к Кешему:

— Разбей.

— Э, так не честно, — спохватилась Алиска, когда тот разбил наши руки. — Мы же не знаем, чего там Севка потребовал.

— Наверно, трахнуть ее, — заржал Леха Бодренко, набравшийся больше всех, почти в говнину.