Нет, не девочка она, чтобы бросаться очертя голову в любовные приключения, пусть даже с самим Пушкиным. Да и ему это не нужно. В нём говорило лишь мужское естество, жаждущее обладания, победы над прекрасным полом. При любом раскладе, думала она, им обоим лучше оставаться на прежних местах. Ей — при своих пятидесяти двух годах, хотя свой возраст она пока не ощущала, и в одиночестве. Ему — при молодой красавице жене, возле которой, как уже рассказали ей, тут увиваются некоторые гвардейские франты...
На следующее утро Пушкин прислал штабс-ротмистру Александрову в гостиницу коротенькое письмо. Он снова говорил о «Записках Н. А. Дуровой» в журнале «Современник» и убеждал: «Будьте смелы — вступайте на поприще литературное столь же отважно, как и на то, которое Вас прославило. Полумеры никуда не годятся». Напоминал о своём приглашении: «Дом мой к Вашим услугам. На Дворцовой набережной, дом Баташёва у Прачечного моста». И подписался: «Весь Ваш. А. П.»[120]
.Надежда перечитала эту строчку. До сего времени поэт, согласно почтовому этикету, был ей «покорнейший слуга», а теперь стал «весь Ваш». Это было очень мило с его стороны.
Конечно, Надежде хотелось видеть его почаще, но доводы рассудка брали верх. Пока она размышляла, взвешивая «за» и «против», переселение на квартиру поэта пришлось отложить совсем. Пушкин поссорился с домовладельцем, его контракт на наем жилья был аннулирован раньше намеченного срока, и ей ответили, что квартира эта уже передана другому.
7. УСПЕХ
Когда первая часть моих записок пошла
гулять по свету, то я смертельно боялась
насмешливой критики наших журналистов,
но, сверх ожидания и даже сверх заслуг,
главные из них отозвались о ней не только
снисходительно, но даже и очень хорошо...
Пушкин был, несомненно, прав в одном: жить в гостинице дорого и неудобно для неё. Надежда озаботилась поиском своей петербургской родни и скоро нашла семейство двоюродного брата. Иван Бутовский, сын её тётушки Ефросинии, средней сестры матери, давно переехал из Коломны на Пески, где снимал полдома. Надежду он принял с распростёртыми объятиями. С его помощью она сняла по соседству с ним недорогую квартиру в две комнаты с кухней и отдельным входом. Последним аргументом, решившим дело, было близкое расположение прекрасного Таврического сада, где Надежда могла гулять со своей собачкой.
Но погода этим летом не баловала жителей Северной Пальмиры ни солнцем, ни теплом. Дожди шли часто, и прогулки в саду не стали для неё приятным развлечением. Больше приходилось сидеть дома, играя с Амуром. Он у неё был пёс дрессированный. По команде умел ходить на задних лапах, лаять, прыгать со стула на стул и через опрокинутую табуретку.
За этим упражнением и застал Надежду Иван Бутовский вечером 8 июля 1836 года. Он ехал со службы, завернул в книжный магазин Смирдина, увидел там новинку и, зная о сотрудничестве двоюродной сестры с Пушкиным, купил два экземпляра: для себя и для неё. Это был второй том «Современника». Дорогою Бутовский разрезал одну книгу до половины, прочитал и теперь с торжественным видом вручил ей свой подарок, говоря:
— Надежда, это — превосходно! Поздравляю! Право, не ожидал от тебя... Слог, ритм — всё безупречно. Есть совершенно неподражаемые сцены. Например, сражение под Смоленском, встреча с Кутузовым...
Надежда отдала Амуру последний кусочек сахара, поставила табуретку на ножки и села не неё, взяв в руки журнал и костяной ножик для разрезания страниц. Свою публикацию она читала ещё в оттисках, но не знала, как всё будет смотреться в целом номере, выиграет её произведение или проиграет от соседства других статей. Не спеша она разрезала страницы и слушала речь своего кузена.
Бутовский сам не чужд был литературных занятий. Смолоду он служил и дослужился до чина штабс-капитана, затем вышел в отставку, поселился в столице, стал чиновником. Известность ему принёс перевод книги Мишо «История крестоносцев» с французского языка на русский, признанный всеми очень удачным. Бутовский давно вращался в литературных кругах, был принят в доме поэта Жуковского, князя Дондукова-Корсакова, попечителя Петербургского учебного округа и председателя цензурного комитета. В своё время он познакомил Надежду с этими людьми, и они с уважением принимали у себя первую, и единственную, русскую женщину, удостоенную офицерского чина и боевой награды, носившую тогда тёмно-синий с малиновой отделкой мундир отставного литовского улана.