Однако остановить положение уже было крайне тяжело. В сложившейся ситуации в ночь на 18 сентября 1941 года наконец-то Сталин разрешил войскам покинуть Киев. Но было уже поздно: немцы, как уже говорилось выше, замкнули кольцо окружения, в результате которого почти полмиллиона наших воинов попало в плен.
Ввиду неподготовленности к обороне флангов Юго-Западного фронта, а также личных заверений в первые дни обороны Киева со стороны командующего фронтом генерал-полковника Кирпоноса, что ситуация под контролем и фронт не помышляет об отходе, его армии были окружены и в плен попало огромное количество личного состава.
Танковый маэстро Гейнц Гудериан в мемуарах «Воспоминания Солдата» об этом периоде войны писал:
«…Целью операции в борьбе за Киев должно явиться не простое вытеснение 5-й армии русских за линию Днепра только силами нашей 6-й армии, а полное уничтожение противника до того, как он достигнет линии р. Десна, Конотоп, р. Сула…
16 сентября мы перевели наш передовой командный пункт в Ромны. Окружение русских войск успешно продолжалось. Мы соединились с танковой группой Клейста. С того времени, как были начаты бои за Киев, 1-я танковая группа захватила 43 000 пленных, 6-я армия — 63 000. Общее количество пленных, захваченных в районе Киева, превысило 290 000 человек».
Военные историки упрекают Кирпоноса за то, что он не попытался организовать сопротивление, а практически сбежал со своим штабом. Думается, если бы Кирпоносу удалось добраться «до своих», — его бы ждала незавидная участь. Командующего, потерявшего целый фронт, арестовали бы и расстреляли, как и его коллегу, — руководителя Западного фронта генерала армии Павлова.
Михеев продолжал мотаться по дивизиям и армиям, помогая командованию через своих подчиненных бороться с паникерами, дезертирами, членовредителями и агентурой противника, буквально атаковавшей наши войска и с неба, и переходами через линию фронта. Именно в этой обстановке он почувствовал всю реальную опасность немецкого нашествия на Родину. Да, он понимал, что мы где-то промахнулись, но надо успокоиться, собраться с мыслями и тогда прицельно поразить цель. Беседуя в окопе с молоденьким офицером-пехотинцем, он был поражен тому, как в этом тонкошеем пареньке мог появиться заряд мужества и силы воли.
На вопрос, победим ли мы, он ответил:
— Да, товарищ комиссар госбезопасности, Россию сломить невозможно, она высоко стоит над этими нацистскими пигмеями. Не пройти им и трети пути по России, они стопчут не только свои кованые сапоги, но и ноги до самых ягодиц…
«Нет, с такими парнями, как он, мы не проиграем войну, — опять подбодрил себя Анатолий Николаевич. — Хотя впереди много неизвестного. Враг силен — его военная машина только набирает обороты».
Но вот взорвался неподалеку снаряд — воспоминания разлетелись, как и неприятельские осколки. Суровая реальность заставила думать и действовать по обстановке. Видя сплошное отступление наших войск, Михеев поставил военным контрразведчикам задачу — помочь командованию в наведении порядка в прифронтовой полосе и по-умному распорядиться личным составом, выходящим из окружения. На месте сбора солдат и офицеров быстро формировались небольшие отряды — по нескольку десятков человек — и направлялись на опасные участки фронта.
С передовой шли потоки раненых: пешком, на повозках и автомашинах. В этот же период военные контрразведчики не только боролись с агентурой абвера, паникерами и беглецами, вынашивающими изменнические настроения, но и активно помогали командованию и местным властям в эвакуационных мероприятиях и при переправах через Днепр.
События развивались по ожидаемому сценарию.
Михееву доложили о сбитом вражеском самолете и захвате немецкого военнослужащего. Им оказался старший офицер штаба группы армий (ШГА) «Юг» Ганс Хозер, перелетавший в штаб группы армий «Север» с секретными документами по планированию дальнейшего развертывания наступления на Киев. В ходе обстоятельной беседы с пленным чекист получил важные сведения, которые тут же были доложены командующему фронтом.