Так вот какой выбор сделала ее сестра… Материнским обязанностям предпочла карьеру. А он?
«Студия Фицпатрик»… Брон уставилась на его длинные пальцы, обхватившие чашку. Длинные, тонкие, сильные. Из него получился бы хороший керамист, подумала она. У него хорошо получалось бы любое дело. Тут она почувствовала, что ее щекам становится жарко от такого поворота мыслей, и спросила:
— Какого рода фильмы?
— Разве ты не знаешь? — Он пожал плечами. — Хотя с какой стати тебе это знать? Я делаю мультфильмы, Брук. Правда, хотел… мне нужно было работать дома, и когда другу пришла в голову идея создать детский телесериал… — он опять пожал плечами, — это было хоть какое-то занятие.
Потом вернулась бы Брук, и он взялся бы за намеченное? Да только она не вернулась.
— Если ты все еще занимаешься этим, значит, ты преуспел, — бодрым тоном сказала она. — Я могла их видеть?
Он скупо улыбнулся.
— Не знаю, Брук. Это зависит от того, часто ли ты смотришь детские телепередачи.
Проводя долгие часы у постели матери, она мало что видела.
— Ну а все-таки?
Он пожал плечами.
— Первым был «Мышонок Эйнштейна», потом «Пряник и Помадка», «Воздушный шарик Беллами»…
Она изумленно уставилась на него. Так это он сделал такие прелестные мультяшки? Фиц истолковал ее молчание как отрицательный ответ.
— Ну, может, ты видела «Могглов»? Это самый последний…
— «Могглы»? Это твоя работа? Они же просто великолепны…
— Ты их поклонница? — Он улыбнулся. — Тогда, если тебе очень повезет, обнаружишь одного из них в своем рождественском чулке.
— А откуда он возьмется, этот Моггл?
— Мы открыли свое производство и торопимся изготовить их как можно больше к рождественским праздникам. И еще книжки.
— Ты делаешь это сам? И у тебя еще остается время на то, чтобы создавать фильмы? А время на то, чтобы жить, у тебя остается? — У Брук это было любимым присловьем. Хотя она ни разу не поинтересовалась, откуда оно, время на личную жизнь, у сестры возьмется.
Фиц гневно сверкнул глазами.
— Если ты спрашиваешь, остается ли у меня время для Люси, то ответ таков: я делаю так, чтобы оставалось…
— Нет, что ты, я не об этом. — Не думая, Брон успокаивающим жестом положила ладонь ему на руку. Покрытая темным загаром рука на ощупь оказалась теплой и мускулистой. Внезапно опомнившись, она быстро отдернула руку. — Я поражена. Честно.
— Правда? — Он опустил глаза в чашку. — Что ж, это поддерживает местную экономику, хотя и не идет ни в какое сравнение с трудами по спасению земли.
Боже, с какой горечью это сказано. Но чему удивляться — он ведь остался с ребенком на руках.
— Но Люси наверняка в восторге.
Он вскинул на нее глаза, явно удивленный ее теплотой и воодушевлением.
— Да, она идеально подходит для испытания опытных образцов. — Фиц неожиданно улыбнулся не скупой улыбкой, а широко, по-настоящему, и у Брон часто заколотилось сердце. — То, что не сломается, пройдя через ее руки, с легкостью пройдет все обязательные для игрушек испытания на безопасность.
— Бедный ребенок, — сказала она с неподдельным сочувствием. — Я знаю, каково это.
— Да? Я что-то не помню, чтобы ты страдала неуклюжестью. Скорее наоборот, но поскольку тогда ты проводила большую часть времени лежа на спине…
Брон мучительно покраснела, и бокал у нее в руке опасно задрожал. Она быстро поставила его на стол, получилось слишком резко, но Фиц отреагировал мгновенно, как человек, привыкший предотвращать катастрофы такого рода, и не дал бокалу упасть.
— Не исключено, что беременность временно излечивает от этого недостатка, — задумчиво продолжал он, поправляя бокал.
Брон сурово отчитала себя за потерю самообладания. Брук никогда не покраснела бы в подобной ситуации. Нельзя втягивать себя в такие разговоры. Обернувшись назад, она спросила:
— А что там насчет сэндвичей?
— Я полагал, что ты не голодна.
Его тон намекал, что он все понимает: она отказывается от приглашения в прошлое.
— А я и не голодна, — раздраженно сказала Брон. — Но не сидеть же здесь полдня ради сомнительного удовольствия наблюдать тебя за едой.
Фиц расслабился. Он уж начал было сомневаться, что его собеседница — та самая Брук Лоуренс, которую он знал. Он не помнил никакого шрама, да и этот румянец — что-то новенькое… Конечно же, он ожидал, что изменения будут. Тогда она была студенткой третьего курса, а теперь — большая знаменитость. Глупо было ожидать, что слава сделает ее более милым, более добрым человеком. И не сделала. Она просто пробует себя на роль матери. Поощрять ее в этом незачем.
— Расскажи мне о Борнео, — сказал он, когда принесли еду. — Ты ведь была там во время лесных пожаров, не так ли? — Си-Эн-Эн показало ее прижимающей к груди осиротевшего детеныша орангутанга и драматически взывающей к международному сообществу о помощи. Как странно, что она могла испытывать такое сильное чувство по отношению к обезьяне и оставаться такой равнодушной к собственной малышке.
— Мне не хочется говорить об этом, — попробовала уклониться от ответа Брон.
— Было совсем плохо, да?