С. Михалков. Самый главный великан

Он был выдающимся государственным деятелем своей страны, прекрасным, умным организатором, и при этом в душе он всегда оставался маленьким мальчиком – Сережей Михалковым, который писал стихи…

Облака,
Облака —
Кучерявые бока,
Облака кудрявые,
Целые,
Дырявые,
Легкие,
Воздушные —
Ветерку послушные…
На полянке я лежу,
Из травы на вас гляжу.
Я лежу себе, мечтаю: Почему я не летаю,
Вроде этих облаков,
Я – Сережа Михалков?..

12.12.2012 скорблю, скучаю…

Александр Адабашьян [34]

Я не могу сказать, что я очень близко был с ним знаком и имею право говорить о Сергее Владимировиче. Все мои суждения все равно будут основаны на том, что мне рассказывала Наталья Петровна Кончаловская, с которой я значительно больше общался, потому что мы с ней несколько книжек вместе сделали – я как художник, она как автор, в том числе поэму Фредерика Мистраля «Мирей» – первый перевод на русский язык.

В то время я служил в армии, поэтому в кино не был занят, и была возможность полтора месяца фактически безвылазно жить на даче на Николиной горе у Натальи Петровны. Ну и помимо того, что работали вместе, болтали на всякие посторонние темы. Она довольно много рассказывала о Сергее Владимировиче. У Льва Николаевича Толстого есть в «Войне и мире» три или четыре таких больших российских, русских фамилии: Болконские, Ростовы, Курагины – своеобразные архетипы. Болконские – это семья, живущая в тяжелом напряженном интеллектуальном труде, и взаимоотношения их тоже сложные, внешне очень холодные. На самом деле за этой холодностью скрывается напряженная духовная жизнь всего этого семейства. Ростовы – очень открытое, легкое, дружное, веселое семейство, не задающее себе сложных вопросов, но в поступках, в основном, не всегда логичных, всегда прямое и честное. Семья Курагиных – это своеобразный клан, где теплых, чувственных отношений друг с другом нет, но в нужный момент все они совершают поступки для пользы клана – такое, в общем, содружество, можно сказать.

И у Сергея Владимировича я обнаруживал такой конгломерат, не смесь, а именно конгломерат всего этого, то есть не перемешивающиеся между собой черты глав всех этих трех фамилий. Он мог быть государственным или общественным деятелем, практичным, быстро принимающим правильные деловые решения, стратегически рассчитывающим свои поступки, направляющим деятельность организации, которой он руководил. И с другой стороны – необычайная нежность в отношениях с членами семьи.

Он был членом партии, депутатом Верховного совета, но в то же время побывал в Греции на Афоне еще в советские времена и обнаружил, что греки потихонечку, естественным путем, выживают оттуда российское подворье. То есть они не пускали туда молодых русских монахов, ожидая, когда вымрет поколение, которое еще с досоветских времен существовало в монастыре, и таким образом этот монастырь перейдет к ним в руки.

Вернувшись в СССР, Михалков на самом высоком верху объяснил необходимость спасения монастыря. По просьбе московского Патриархата он обратился непосредственно к Брежневу. Михалков добился того, что на Афон поехала целая команда молодых монахов, и монастырь таким образом остался в российской юрисдикции. То есть поступок, совершенно никак не совместимый со статусом депутата Верховного совета, члена КПСС и так далее.

Ну и плюс совершенно потрясающее чувство юмора, такое легкое, замечательное, ситуационное. Мгновенная реакция. Разница в возрасте у нас была слишком большой для того, чтобы я мог общаться с ним наравне и иметь какое-то собственное о нем представление. Мне было тридцать, а ему – шестьдесят.

Даже когда мне предложили написать что-то в эту юбилейную книжку воспоминаний о нем, я сначала рьяно за это взялся, но потом обнаружил, что пересказываю чужие истории, и это похоже на плохой перевод с иностранного языка, на многочисленные воспоминания людей, которые один раз видели кого-то и потом пишут о своих встречах… Ну как сонмы друзей Высоцкого, или воспоминания человека, который один раз видел Чехова, ехал с ним в одном вагоне, и с тех пор пишет о нем.

Написать о себе, как о человеке, неоднократно беседовавшем с Сергеем Владимировичем Михалковым, было бы преувеличением. Как говорил Пушкин, «мы ленивы и нелюбопытны». При общении с личностью такого масштаба, а личность действительно потрясающая, многое из того немногого, что было, следовало бы записывать…