С милой рай и в шалаше

Роузи Кукла С милой рай и в шалаше Современный роман

Жизнь женщины — всего лишь миг, чтобы успеть:

на свете появиться, округлиться, ему понравиться, влюбиться, не спать ночей и перед ним открыться, насладится первым, семью создать, родить, вскормить, детей взлелеять, самой переродиться и снова …. понравиться, открыться, насладиться, захлебнуться в любимом теле…., и все это за время, что пролетело вспышками за миг из жизни женщины…

Жизнь мужчины — чтобы оставить след:

у матери — от своего рождения, у отца — от гордости за продолженья рода, у друзей — за верность, у врагов — за честь, у любимых — за преданность, у детей — за то, что их отец и дом построил, сад посадил и вырастил детей, за жизнь, соединенную с любимой….

Роузи Кукла

4Кисмет

Внезапно проснувшись, встрепенулась, не успеваю пока ничего понять, как с треском и грохотом что–то рушится на подволок сверху каюты в полной темноте.

— Крр–ах!

Следом крик откуда–то из–за двери переборки:

— Пояса! Срочно! — Но плохо слышно из–за шума и грохота.

Ничего не понимаю, колотится сердце, видимо, почувствовало опасность, пытаюсь встать, сильно качает, заваливает тело, цепляюсь, следом такой удар воды сверху по палубе с гулом, с рокотом от массы нескольких десятков тонн, что корпус судна буквально проваливается под ногами, уходя вниз дерганными по сторонам толчками. Я шагнула, но оттого, что вода обрушилась сверху, придавила, задавила своей массой яхту, я проваливаюсь вместе с палубой куда–то туда, в бездну… Страшно…

Все движения словно автоматически, потому еще, что все время жду ответных действий корпуса нашей «Индепенденс». Ну же! Давай, вылезай, вытягивай, освобождайся, черт побери! Спасай же нас, ведь ты же независимость — раз «Индепенденс»!

Тут же рядом истошный крик Милки …..

— А…а…а! То…не…ммм!

— Замолчи, дура! — Срывающийся крик Вальдемара за дверью. — Пояс! Пояс одевай! Живо!

— А…а….а!

— Не ори! Где пояс, нашла? — Кричу почему–то сама, а может оттого, чтобы себя подбодрить. Ведь страшно же, просто жуть!

Протянула руку и ухватила за руку Милку, но она тут же вырвалась.

— Не трогай! Все равно нам конец! — Орет фальцетом.

Все это происходит в полной темноте при страшных ударах волн в борта, по палубе сверху, в тесной каюте, которая словно допотопная карета трясется, толкается, вихляет из стороны в сторону и скачет толчками то вверх, то вниз, переваливаясь на стороны.

В то же мгновение корпус яхты встает набок, нос вместе с нашей каютой задирается и меня швыряет в сторону Милки, лечу, ударяюсь, на меня что–то рушится больно. Бьет что–то по голове… В последнее мгновение под ногами вижу вспышку света от фонарика и что–то в крике, чего не разобрать, не расслышать от грохота…. Все! Следом отключаюсь. И только в голове мелькнуло: это точно уже конец…

Теперь не внезапно, а тяжело и с трудом, с ощущениями дикой боли в теле пытаюсь открыть глаза, но сперва ощущаю холод, что упираюсь на что–то твердое, что все плавает в воде, в том числе и я. Наконец, через силу открываю глаза….

Ничего не понимаю. Свет! Яркий, бьющий, режущий и следом холод, шум перекатывающейся воды, затем меня заваливает на бок вместе с водой, и следом перекатывает, заливает мокрым холодом до онемения конечностей. Ну, слава богу, раз холодно и я это чувствую, то значит еще жива…

— Кха! Кха! — Пытаясь приподняться, откашливаюсь с болью, так как чувствую себя измятой, раздавленной, к тому же внезапно острой болью в голове…

— Ах! — На мгновение закрываю глаза, но тут же меня валит в другую сторону волной, что катится по каюте полузатопленной «Индепенденс».

— Коля! Коля, ты где? — Кажется, что кричу, а на самом–то деле еле слышно шепчу. К тому же голова все время чугунная и гудит, а в ушах шум, вата какая–то. Сквозь заплывшие веки пытаюсь увидеть, оглядеться вокруг, и тут же тисками жалость сжимает горло. То, что я вижу, не могу осознать: напротив, за разломанной до самого основания перегородкой, качаются вместе с яхтой остатки чего–то, что можно с натяжкой назвать перегородкой нашей двухместной каюты. Я сижу и смотрю из носа вглубь лодки, вижу какие–то лохматые остатки кабины кокпита и палубы над головой, а потолка–то нет вообще, только огромная дыра. В дальнем конце и напротив лодки завал из всего того что раньше было обшивкой, мебелью, такелажем. Все это переломано и закручено обрывками тросов, паруса.

С трудом приподнимаю голову и вижу как над головой, так и качается вместе с нами небо и облака. Что это? А где же палуба, где каюта наша общая? Что вообще все это? Что за бред! Нет! Сейчас закрою глаза, а потом открою и…

— Рая? Жива? — Слышу сверху и рядом хриплый, простуженный голос Милки.

— Ты где? — Говорю чуть слышно. — Помоги мне встать…

Холодные и костлявые руки больно подхватывают, но как только я пыталась присесть, подтянуться, то сразу же тело пронзает боль.

— Подожди…Что–то не так со мной… Позови Колю…

Руки ослабли, и следом слышу, как Милка всхлипывая, бормочет.

— Не позову… не помогут,… нет их… А…а….а!!!