С мороза

Что, спрашивается, еще можно пожелать для первого романа? Ну да, кое-где в середине композиция провисает, становится скучновато. Ну и что? Да, все о чувствах, без страха перед эстетским наморщенным носом. Строгий и чистый язык без выпендрежа. Данилкину это не нравится. А мне нравится.

Словарь-справочник для решения кроссвордов. Составитель Л. Э. Татьянок. – «Хэлтон», Минск

Мой муж вот уже десять лет помнит, что такое инвар. Это сплав железа с никелем. Нет, он не металлург и не химик. Просто инвар очень часто встречается в кроссвордах – удобное слово, начинается на гласную. Больше этот инвар нашей семье ни за чем не нужен.

«Словарь-справочник для решения кроссвордов» содержит больше 25 000 слов, распределенных по темам и расположенных по мере возрастания количества букв. В разделе отечественных композиторов последнее место занимает Соловьев-Седой, в нем 13 букв. Непонятно только, куда в кроссвордах девается дефис.

Но мир этой книги и в остальном непонятен и загадочен. Человек, который взял бы на себя труд выучить ее наизусть, никогда бы не узнал, что Салтыков-Щедрин написал «Историю города Глупова» и «Господ Головлевых». Зато ему стало бы известно, что Бах из трех букв не только немецкий композитор, но и «музыкант-исполнитель зарубежный» с пояснением «нем. органист». У писателя Вайнера из шести букв есть другая отличительная черта – он «братья». Турнюр – принадлежность женской одежды; китч – направление в искусстве «кон. 20 в.», как хотите, так и понимайте этот кон; среди народов Азии очень много из двух букв – ва, ли, ма, ну, ту, хо, шэ, яо. Где они все живут, не сказано. Или вот возьмем, например, восьмибуквенных писателей. Рядом с Платоновым из восьми букв стоит пояснение – «Чевенгур», «Котлован». А вот для Войновича из восьми букв пояснений нет. Почему? Бог его знает, такова логика кроссвордистов.

Хотя на самом деле это книжка не столько для кроссвордистов, сколько для тех, кто подглядывает в ответы и кроссворды вовсе не любит. А может быть, это такой марсианский разговорник. Я последнее время все больше нахожу книг, куда зашифровывают сведения о Земле для инопланетян. Все-таки они, видимо, травят нас специальными лучами через стены и особенно через краны в батареях, чтобы потом отдавать страшные приказы.

Максим Соколов. Поэтические воззрения россиян на историю. – В 2 т., «Русская панорама», Москва

В издательстве «Русская панорама» вышел двухтомник Максима Соколова «Поэтические воззрения россиян на историю». В первом томе, носящем название «Разыскания», статьи объединены в тематические разделы: «Прошлое», «Умы», «Война» и т. д. Второй том – «Дневники» – содержит еженедельные колонки Соколова.

Соколов давно признан самым блестящим русским публицистом нового времени. Но само устройство газетного листа таково, что мелкие соображения на нем крупнеют, а крупные, напротив, мельчают. Поэтому многие замечательные тексты Соколова временами казались сиюминутными – здравыми, умными, но недолговечными репликами на злобу дня. Понадобилась книга для того, чтобы все встало на свои места. И теперь можно не сомневаться, что тексты Соколова останутся в русской литературе и русских библиотеках навсегда.

«Поэтические воззрения» нельзя назвать ни сборником очерков, ни историографией, ни публицистикой. Несмотря на то, что всем этим они, безусловно, являются. Мощь высказывания Соколова в его парадоксальной художественности, драматургичности. Написанные как энциклопедия правых взглядов и убеждений, «Поэтические воззрения», в особенности первый том, являются беллетристикой в самом высоком смысле этого слова. Здесь есть герой, есть развитие, есть драматичные повороты повествования, есть комические отступления. Другое дело, что героем, переживающим все эти повороты, является идея, отвлеченность, как в раннехристианских философских трактатах авторов вроде Боэция. Идея Соколова – здравый смысл.

Становясь героем, здравый смысл, ratio, одухотворяется. Переживание здравого смысла как эмоции в наших широтах становится тем более значительным, чем меньше его, здравого смысла, примет мы находим вокруг. Мысль как чувство, ум как душа, убеждения как религиозный порыв и даже своего рода подвижничество – все это делает книгу Соколова беспрецедентным событием нашей культуры. Читая ее, испытываешь не только наслаждение, но и приступы удушья, то от смеха, то от слез.

Самым драматичным в «Поэтических воззрениях» чувством является патриотизм. Бесконечно обращаясь в своих текстах к историческим аналогиям, Соколов поначалу дает читателю возможность надежды на доброе разрешение российской истории. Здравый смысл, никогда не будучи у нас в почете, все же время от времени торжествует. К концу первого тома надежды у читателя не остается никакой. Последние сомнения в том, что нет ни малейших оснований для оптимизма, умирают в мучительных корчах на последних страницах тома.