С мороза

18 ноября. Они все-таки приехали. Я готова была им руки целовать, мне же аварийку надо вызвать. Они так снисходительно реагировали на мою радость, пока что-то там ковыряли в стенах. Поковыряли, подмигнули мне и уехали.

Телефон по-прежнему не работает. Остальное тоже.

19 ноября. Я им сказала, что подам на них в суд, на эту ПТС. Они мне ответили: «Да пожалуйста, подавайте, нам все равно». Они снова обещают починить, но ведь им верить нельзя. Господи, что же мне делать? Неужели надо брать автомат наперевес и идти их расстреливать? Неужели нет другого выхода? Может быть, в газету написать, на радио, в телевизор, Ельцину? Но ведь если они даже с Макашовым разобраться не могут, то как они разберутся с такими сложными машинами, как телефон или унитаз? Вот предположим, что я им всем написала, а они прочли. И что? Приедет, предположим, какой-нибудь Кожокин из «Известий», Ксения Стриж с «Европы Плюс», Киселев с «НТВ» и – ну, не Ельцин, конечно, это уж я загнула, но, например, Маслюков. Что будет-то? Известно что – поковыряют, подмигнут и уйдут! А все как не работало, так и не будет работать.

20 ноября. Не надо мне говорить про кризис! Это не оправдание!! Сдавайтесь, гады!!!

21 ноября. Батарея потекла.

***

24 ноября. Конечно, это все суета сует – телефон, унитаз, Макашов, батарея. Я и сама это понимаю. И хочется мне теперь по-настоящему только одного. Кто-нибудь, погрузите меня, пожалуйста, в анабиоз! Разбудите меня тогда, когда кругом будет лето, КПРФ уже лет сорок как запрещена, Макашов умер и могила его неизвестна, телефон работает, бачок починили, по телевизору рассказывают много интересного, на улицах танцуют и поют, но не мешая транспорту. А до этого не надо меня будить, не стоит.

Я вот сейчас еще пивка выпью, Ротикова почитаю и усну. Крепко-крепко. И вы, если хотите, тоже ложитесь. Поздно ведь уже.

«Московские новости», 23.11.1998

ЧАСТЬ II БОГАТЫЕ

ПОЛИТЭКОНОМИЯ: ЭТАЖОМ ВЫШЕ

Год назад моя приятельница поступила на службу в крупную европейскую фирму. Фирма, вдохновленная успехами в Москве, решила открыть Большой Магазин в Петербурге. Набрали сотрудников, протестировали, оставили толковых и отправили учиться в столицу. После многочисленных тренингов, проникнутых корпоративным духом и корпоративной мифологией, стажеры приступили к работе в торговых залах под неусыпными очами начальства. Большая часть начальства была представлена соотечественниками, меньшая, и самая главная, – холдинг – европейцами. Холдинг сидел на третьем этаже московского Большого Магазина, редко спускался вниз, а когда ему надо было что-нибудь от сотрудника, вызывал его к себе и там делал с ним то, что обычно начальство делает с подчиненными. Там, наверху, всегда царил Дух Фирмы. Там верили в товарищество, запрещали совместный труд в Фирме близких родственников, поощряли соревновательность и не поощряли доносы, приветствовали совместные выезды на пленэр, не одобряли подхалимаж и выслушивали рацпредложения.

А тем временем в самом Большом Магазине русские сотрудники весело реформировали Дух Фирмы в направлении, скажем так, большего реализма. Многие привели на работу родственников. Некоторые сообразили, что отношения надо налаживать с тем русским народным начальством, которое Бог послал им непосредственно в торговом зале. Иные прибегли к изветам и доброжелательным сообщениям о поведении коллег в нерабочее время. Другие тратили часть стажерских денег на скромные, но запоминающиеся подношения новым друзьям, лишь по случайности занимавшим высокие посты в Фирме. Самые дальновидные, отучившись и получив запись в резюме, быстро перешли в более доходные компании. И вот настало время последнего собеседования с европейскими менеджерами перед отправкой в Петербург. Вызвали на третий этаж и мою приятельницу.

Нет, не думайте, что она выложила им все начистоту с именами, фамилиями, датами и явками. На своего иноязычного собеседника Катя смотрела со смесью насмешки и сочувствия. Он сидел и искренне верил, что там, внизу, все происходит именно так, как он объяснял на тренингах. Он простодушно и твердо глядел на двух своих русских ассистенток, прекрасно знавших обо всем, что происходит в Большом Магазине, и несколько опасавшихся, что сейчас кто-нибудь ему это доходчиво объяснит. Он продолжал считать, что все идет как надо и все будет хорошо. Поэтому моя приятельница устало посмотрела в его голубые доверчивые глаза, сообщила, что она недостаточно молода для такой пылкой веры в Дух Фирмы, и уволилась.

Когда-то я работала в Большой Газете. Холдинг издательского дома, обладавшего газетой, располагался на четвертом этаже. В редакции никогда не знали, что там на самом деле происходит, и слова «А что об этом скажет четвертый этаж?» производили на сотрудников гипнотическое действие. От «четвертого этажа» никогда не ждали хорошего и всегда удивлялись абсурдности его выходок.