S.N.U.F.F.

Доводчик предлагает тонко сострить по поводу Бернара и Бернара-Анри (мол, велика ли разница, что выли перед смертью все эти сенбернары), а потом закончить фразой «Думаю, что я был хороший пилот. Je crois bien que j'etais un pilote bon».

Но я не хочу походить на людей прошлого, которые добывали свой хлеб в таком поту, что даже на краю могилы мучились профессиональными комплексами (моя безжалостная лапочка наверняка добавила бы, что они просто искали повода протрескаться внутренним кайфом в последний раз). Мне, свободному и просвещенному всаднику номер четыре (прощай, Дюрер над рабочим местом) хочется поставить вопрос шире. Так, чтобы мои слова мог повторить в свой последний миг любой Дамилола этого мира — и древний, и нынешний, и тот, что грядет следом.

Кая была послана мне в утешение и радость — хоть она, конечно, была просто резиновой куклой. Но если она сказала правду о том, как устроен мой ум, зачем тогда Маниту резиновая кукла по имени «человек»? И зачем Маниту пожелал, чтобы нам было больно, когда о нас гасят окурки?

Увы, ответов нет. Вернее, они есть — но такие, что возникает еще больше загадок.

Впрочем, Кая говорила, что ответ — это мы сами.

Мы сами — и то, что мы делаем с жизнью, своей и чужой.

А может, я путаю. Может, это сказал покойный Бернар-Анри, когда в позапрошлую войну братался с прошедшими кастинг орками, а я снимал его на храмовый целлулоид. Слова ведь одни на всех, и кто только не пробовал складывать их так и эдак.

Все, времени больше нет. Я прощаюсь.

Маниту, надеюсь, я сделал свою работу хорошо.