И опять она не ответила прямо, завела речь о том, что человек в этой жизни должен все делать сам, что каждый — уникум, призванный сотворить в жизни нечто свое, обогащающее вселенский опыт. В точности, как Гиданна, заговорила, и Андрей испуганно покосился на нее, но увидел все тот же неподвижный силуэт, только силуэт, и ничего больше, ни блеска глаз, ни каких-либо бликов на лице.
Холод прошел по спине, и Андрей торопливо нагнулся к шоферу:
— Где мы?
— Приехали, — буркнул тот, не оборачиваясь.
Не дергаясь, не скрипя тормозами, машина плавно остановилась, и Андрей сам не заметил, как очутился на тротуаре. Начал рыться в карманах в поисках денег, соображая, сколько заплатить.
— Мне заплатили. — сказал шофер.
— Кто?!
Но машина уже тронулась, и желтые подфарники ее в один миг затерялись среди огней и теней ночной улицы. Оглядевшись, Андрей узнал однотипные пятиэтажки своей улицы. "Вот что значит настоящий товарищ! — подумал об Аверкине. — Такси поймал, заплатил. Не будь его, когда бы домой добрался? Утром?.."
Обернулся — никого. И заторопился по улице, испуганно оглядываясь. Вот и дом: железный мусорный бак, как всегда переполненный, сломанная береза, ящик с песком для детей, скамья-все знакомое. Плюхнулся на скамью и обругал себя свиньей: напился так, что голоса мерещатся, женщины…
Вспомнил самоуверенное заявление Аверкина: от баб лучшее лекарство — бабы же. И пожалел, что не полюбезничал с том пассажиркой в такси. Пригласить бы ее к себе, поговорить по душам…
И опять никого рядом не оказалось. Теперь он испугался всерьез. Быстро поднялся к себе на пятый этаж. Не успел запереть эа собой дверь, как затрещал телефон. Еще не сняв трубку, понял: Гиданна.
Хотел сразу сказать что-нибудь резкое, но, вместо этого оттянул пальцем щеку, прогнусавил в трубку:
— Вам кого?
— Андрей?
Это была точно она. И голос спокойный, будто ничего не случилось.
— Его нет.
— Нет? Странно. Где же он?
— Он умер.
— Совсем? — В голосе насмешка.
Кого угодно можно обмануть, только не Гиданну.
— Совсем.
— Жаль. А я его любила.
— Что?!
Но трубка уже частила гудками. Он опустился на стул и обхватил голову руками. "Все смеется, издевается!"
— Любил волк кобылу, оставил хвост да гриву.
— Что? — эхом отозвалась телефонная трубка, которую он все держал в руке.
— Кто это?
— Ты чего, не узнаешь?
— Да я же, Аверкин. Ты в отделение не звонил?
— Нет, зачем?
— Демин в аварию попал. Живой, славу Богу. Она-то говорила, как знала. А он: обедать поеду. Вот и съездил. Чего молчишь?
— Думаю, — сказал Андрей, с тревогой вспоминая привидевшееся ему разбитое лицо Демина.
— Ну ладно, ложись спать. Умойся только.
Он прошел в ванную, сунул голову под холодный кран. Затем лег и стал думать о Демине, о Гиданне, о том, что все-таки происходит? И уснул. И, как ему показалось, сразу же проснулся. Перед глазами маячил большой черный крест. Не испугался, лежал и глядел на крест, пытаясь сосредоточиться. Наконец понял: оконная рама на фоне светлеющего неба. Комната была наполнена серебристым сиянием. Как в праздники, когда на улице зажигали иллюминацию. И волнующе пахло сеном, как там, у речки.
Он чуть не подскочил, так явственно прозвучал голос, который никак нельзя было отмести к внутреннему голосу.
— Как это?! Что вспомнить?
На фоне окна шевельнулся прозрачный силуэт, похожий на тот, что был в такси.
Он сразу понял, о какой книге речь.
— Что там вспоминать? Загрохотало, будто вертолет летит. Выскочил, а сарай-как свечка.
— Сгорела, наверно.
— А я-то при чем?
— Я ее и не разглядел.
— А что за книга?
Силуэт в окне был неподвижен, но вроде бы и пошевеливался, переливался, словно сотканный из утреннего тумана. Пришелец?! Вроде тех, что бродят вокруг деревни Епифаново?! Испугаться бы, но страха не было. Не пугала и явная угроза. Ведь он открывал ту, невесть откуда взявшуюся книгу. Только не запомнил, что там было написано.
— Ты пришла по мою душу? — спросил Андрей совершенно спокойно. Во сне же. Во сне страха не бывает.
— Но у меня ее нет.