С неба упали три яблока. Люди, которые всегда со мной. Зулали

После развода серьезных отношений у нее не случалось, единственный мужчина, зацепивший сердце, оказался безнадежно женат, у него была смешная фамилия Сухоручников, и работал он инструктором по прыжкам с парашютом. Анна с детства боялась высоты, но уступила его уговорам и съездила на аэродром в Коломне. Какое-то время она с замиранием сердца наблюдала за парашютистами, а далее, не очень понимая, как на это решилась, обнаружила себя заполняющей анкету на «Манифесте» (дежурный вручил ей бланк, а стоящие рядом спортсмены со смехом назвали его завещанием – Анну подмывало спросить, не идиоты ли они, но она не стала). После оформления всех необходимых документов ее записали во взлет (43-й), назвали тандем-мастера, фамилия которого ей показалась подозрительно знакомой, но сообразить, кто это, она была не в состоянии. Следом объявили сорокаминутную готовность, провели подробный инструктаж, подобрали снаряжение – комбинезон, шлем, очки – и повели к самолету.

В самолете она с превеликим облегчением обнаружила, что Сухо ручников и есть ее тандем-мастер (вот почему фамилия показалась знакомой!), он, окинув Анну смешливым взглядом, пощелкал пальцами у нее перед носом – узнаешь?

– Нет! – огрызнулась она.

– Характер показываешь? Это хорошо! – одобрил Сухоручников, посадил ее себе на колени, пристегнул ее подвесное снаряжение к своему, помог надеть шлем, очки.

Последними его словами перед тем, как шагнуть в небо, были «улыбайся и не расслабляй лицо», Анна не успела спросить почему, но сразу же догадалась, когда они оказались за бортом, на бесконечной и, казалось, абсолютной высоте, она не дышала на протяжении всего свободного падения и не чувствовала почти ничего, если только существовала – в особенном, немыслимом для обычного человеческого понимания измерении, где единственной возможной эмоцией была наивысшая степень восторга. Земной звук вернули раскрывающиеся парашюты – они разрывали воздух шелестящими хлопками, а еще – далеким трепыханием будто сушащихся на ветру простыней, следом стали раздаваться первые крики ликования – кто-то, переборов мощнейший шок, обрел, наконец, возможность говорить, Анна же молчала и ощущала себя – всю – огромным распахнутым сердцем. В душе было так тихо, словно она переступила барьер времени и очутилась за тем его порогом, когда еще не сотворили звук.

Анна не помнила, как оказалась на земле, как заново возвращалась к себе, вспоминая все то, что напрочь забылось за несколько минут, проведенных в стремительно убывающей высоте. Очнулась, когда зарыдала – задыхаясь – от безграничного восхищения и горького чувства потери, ощущая себя так, словно обрела и разом утратила заветную мечту. Как краток миг, отделяющий счастье от тоски, думала она, высвобождаясь из снаряжения, как мало дано нам времени, чтобы прочувствовать прекрасное, и как много нам его отпущено, чтобы о нем тосковать!

С Сухоручниковым расстались спустя два месяца, Анна отпустила его с болью в сердце, потому что успела полюбить, впрочем, обиды не таила и вспоминала о нем с огромной нежностью. Вопреки прямолинейности и военной выправке, Сухоручников был не чужд прекрасного, много читал и увлекался искусством. Он считал, что жизнь человека условно можно разделить на четыре периода: абстракционизм (детство), авангардизм (молодость), сюрреализм (зрелость) и классицизм (старость).

– Вот когда почувствуешь, что голова едет, – значит, все, наступает зрелость, – объяснял он.

– Почему должна голова ехать? – спрашивала Анна.

– Все эти кризисы среднего возраста – не что иное, как приступы паники. И случаются они не потому, что ты взрослеешь. А потому, что начинаешь осознавать свою смертность. Кризис среднего возраста – это бунт человека против финитности. А бунтующий человек часто едет головой, уходит в выдуманные, сюрреальные миры. Спеши жить в реальности, Анька, спеши радоваться. Второго шанса не будет.

Жить на полную катушку Анна не умела, потому на аэродром больше не ездила. Но теперь она часто парила во снах. «Хорошее легко, все божественное ходит нежными стопами»[73], – с неизменной благодарностью вспоминала она любимую цитату Сухоручникова. Она верила – полеты во сне утешают и исцеляют, она их очень ждала.

«Полетный» сон случился и сегодня, но не совсем такой, как всегда. Если обычно Анна летала в счастливом одиночестве, то в этот раз она ощутила присутствие некоего существа. Разглядеть его она, как ни старалась, не могла, но отчетливо видела тень на земле – огромный размах крыльев, острый клюв, длинные когтистые лапы. Несмотря на пугающую тень, существо не внушало беспокойства, скорее наоборот – защищало и оберегало. «Побудь со мной подольше!» – взмолилась Анна. Проснулась она отдохнувшей и счастливой. Беспогодица унялась, небо было безоблачным и, неожиданно для большого города – густо-васильковым, совсем низким: казалось, если встать на цыпочки, можно дотронуться.