С неба - в бой

Прошло немало времени, а Касимова все не было. Я уже начал бранить себя за то, что отпустил его. Остановились и стали ждать, когда лейтенант вернется. Прошло около часа. Наконец послышались мягкие удары конских копыт и негромкий скрип полозьев. Еще через несколько минут лейтенант Касимов докладывал:

— Все в порядке! Оприходуйте трофеи наших войск!

Он показал на пулемет, цинковые коробки с патронами, винтовки, ящики с продовольствием.

В ночь на 18 декабря мы перешли по льду Ламу и остановились в лесу между Лотошино и Ново-Никольским.

Густой снег, поваливший вскоре, замел наши следы.

Часам к девяти нам удалось найти место стоянки десантников, заброшенных в этот район еще два месяца назад. Здесь и решили обосноваться. Лагерь очень напоминал юхновский. Даже землянки между деревьями такие же. Разница лишь в том, что тут они были прикрыты не ветвями и дерном, а завалены сугробами.

Начали с того, что выставили охрану, выслали дозорных и наблюдателей, подвижные патрули и засады, проложили контрольные лыжни, наметили входные и выходные ворота, то есть участки, где разрешалось входить в расположение отряда и выходить.

Подразделения разместили таким образом, чтобы в случае необходимости можно было занять круговую оборону.

Сразу же выслал несколько разведывательных групп. Им предстояло в течение суток, самое большее двух определить характер сооружений на Ламе, установить наименования частей, вышедших на оборонительный рубеж и сосредоточенных в ближайшем тылу.

Уже к исходу дня парашютисты добыли важные сведения. Однако передать их по назначению не удалось — подвела рация. Было обидно, что данные, добытые с большим трудом, а в некоторых случаях и ценой жизни, могут устареть и оказаться бесполезными. Я послал начальника нашего штаба лейтенанта Касимова в одно из подразделений, чтобы он при помощи имеющихся там радиосредств связался с фронтом.

Во второй половине этого же дня другая часть десантников разошлась по дорогам. Освобожденные на лесосеке военнопленные просили меня послать на задание и их. Я объяснил, что не могу этого сделать. Но если они организуют партизанский отряд, охотно помогу. Ребята ухватились за эту мысль. Командиром вновь созданной боевой единицы стал Киселев, комиссаром — сержант Бондаренко, начальником штаба — лейтенант Арсеньев. По предложению Николая Щербины отряд был назван «Волжский». Действовать ему предстояло на правом берегу верхней Волги, у самых ее истоков.

Для связи партизан с нашими войсками мы выделили им трех бойцов, знавших пароль на выход из вражеского тыла.

Встал вопрос: как быть с оружием? Можно ли его вручать людям, еще не принявшим партизанской присяги?

Я сказал:

— Все они присягали во время службы в Красной Армии. Пребывание в плену не освобождает их от данной клятвы.

Щербина не согласился со мной:

— Пусть для верности примут еще раз. Кашу маслом не испортишь.

На затерявшейся в густом лесу поляне, перед тремя кострами, бросавшими отблески на винтовки и автоматы, положенные на еловые ветви, выстроились недавние военнопленные.

У нас не было специально подготовленного текста клятвы, и поэтому бойцы отряда «Волжский» повторяли вслед за комиссаром Николаем Щербиной слова воинской присяги:

— «...Принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине и Советскому правительству...»

Пламя озаряло суровые лица партизан и десантников.

Каждый из нас вновь переживал те волнующие минуты, когда на полковом плацу или в гулком зале военного училища присягал на верность Родине...

Когда Щербина закончил читать и наступила пауза, кто-то негромко запел «Интернационал». Мне не раз приходилось раньше петь гимн, но тогда в мое сознание особенно глубоко запал смысл его слов: «Это есть наш последний и решительный бой...»

Через час партизаны должны были выступить в район будущих действий. На прощание мы устроили совместный ужин. Ели отварную конину, запивая горячим бульоном.

Я молча сидел у огня и слушал, о чем говорят бойцы. Среди бывших военнопленных были уже немолодые люди. Один бородач, еще несколько часов назад работавший под надзором гитлеровцев, вспоминал о доме:

— У нас с хозяйкой двое сыновей. Старшему семнадцатый год весной пошел, Лешей зовут, второго Александром — по брату назван...

А за спиной другие голоса:

— Винтовка — это не то! Автомат — вот оружие! Только нажимай знай...

— Ты, дорогой товарищ, говори, да разумей. Ишь ты, винтовка ему уже не годится!.. А где ты будешь, мил-человек, для этой штуки патроны доставать? В сельпо, что ли? Разок надавил — десяток вон. Нет, брат, давай бить фашиста с одного выстрела. — Потом, видимо, не желая, чтобы его обвинили в отсталости, добавил: — Ты не думай, что я совсем против автомата. Это все равно что пулемет. Только вот с припасами загвоздка очень свободно получиться может.

Партизан мы вооружили хорошо. Помимо винтовок дали им много трофейных автоматов и тысяч пятнадцать патронов.