С неба - в бой

Десантник, когда он медленно опускается на землю, очень уязвим. Мы понимали это и стали искать, как уменьшить опасность поражения бойца в воздухе. Возникла идея сокращения высоты выброски парашютистов. Ее надо было проверить на практике. Некоторый опыт в этом уже был. Первым в нашей стране с рекордно минимальной высоты прыгнул мой товарищ и однополчанин Петр Балашов. Еще 12 августа 1933 года он покинул самолет на высоте восемьдесят метров, благополучно приземлился на московском стадионе «Динамо» и вручил футболистам букет цветов. Однако более поздняя попытка известного спортсмена Самфирова повторить это достижение закончилась трагически. Поэтому думать о массовых прыжках с подобной высоты с парашютом ручного раскрытия не приходилось. Стали пробовать десантироваться методом срыва. Незадолго до Великой Отечественной войны группа экспериментаторов, состоявшая из шести человек: Гаврилова, Павлова, Корнеева, Попова, Волкова и автора этих строк, — испытала этот способ. Я тогда уже служил в Белорусском военном округе.

Поднялись мы на ТБ-3. На заданной высоте выбрались на крыло и, крепко держась за натянутую здесь веревку, замерли в ожидании команды. По сигналу штурмана «Пошел!» раскрыли парашюты. Наполнившись воздухом, они сорвали нас с плоскости.

Опыт прошел благополучно. Однако при этом методе трудно было избежать раскачивания, а также закручивания строп. То же самое проделали, но не во время горизонтального полета корабля, а при его планировании. Получилось немного лучше.

И все же он также не решил основного вопроса. Выход был найден, когда мы получили новый парашют с ручным и с принудительным раскрытием. Мой сослуживец мастер спорта СССР старший лейтенант Степан Гаврилов прыгнул с этой системой с семидесятиметровой высоты. Произошло это в конце апреля 1941 года на аэродроме вблизи Минска. Вслед за Гавриловым группа инструкторов десантировалась со стометровой высоты.

Дальнейшие эксперименты показали, что для хорошо подготовленных парашютистов прыжки со ста — двухсот пятидесяти метров вполне безопасны.

В годы минувшей войны высадка бойцов с таких малых высот вводила противника в заблуждение. Об этом свидетельствует книга гитлеровского офицера Алькмара фон Гове «Внимание, парашютисты!». В ней он утверждает, что кроме обычной выброски десантов русские в районе Ельни и Дорогобужа применили новый, типично русский метод: транспортные самолеты с бреющего полета высыпали пехотинцев с оружием прямо в сугробы без парашютов. Глубокие снега смягчали удар, и большинство солдат не получало никаких повреждений.

Как участник событий, о которых идет речь, могу подтвердить, что мы действительно выбрасывались с малых высот. Но что касается прыжков прямо в снег, то пусть автор попробует совершить их сам.

Первый Всеармейский сбор парашютистов, проведенный летом 1939 года в придонских степях близ Ростова, показал, чего мы достигли. Нам демонстрировали новую авиационную и парашютную технику, в частности, кислородные приборы и стабилизаторы для высотных и затяжных прыжков.

А после сборов — новые поиски. Это они перед началом войны привели меня в Минский госпиталь.

* * *

Утро. В палату входит врач Капустянская. Вместе с обычной дозой глюкозы она вводит еще что-то. Я это сразу почувствовал: по телу разлилась приятная усталость, потянуло ко сну. Я насторожился, спросил:

— Это наркоз, доктор?

Ответа не услышал — погрузился в глубокий сон.

Очнулся во второй половине дня. Никого ни о чем не спрашивая, сорвал с себя одеяло и стал ощупывать ноги: много ли отрезано? Бедра целы, голени тоже. Ступни замотаны, словно куклы, бинтами, и не узнаешь, что именно здесь ампутировано.

Зашел А. Е. Брум, успокоил:

— Операцию сделали по заказу: нет пяточных костей и пальцев, а все остальное на месте, можно не проверять.

Потянулись скучные дни лежачего больного. Иногда они скрашивались посещениями друзей.

23 февраля поздно вечером ко мне пришли поздравить с праздником, а заодно и проститься Авдеенков, Курлинэ, Карпеев, Озолин, Озурас, Мальшин, Островский, Голубев и еще несколько человек. Все они завтра полетят в тыл врага. Каждый из них назначен командиром самостоятельно действующей группы.

Я был горд, что им оказано такое доверие, и, признаться, беспокоился: сумеют ли выполнить задание? Проговорили мы долго. В беседе принял участие и навестивший меня писатель Алексей Силыч Новиков-Прибой.

Пока мы толковали о делах военных, он слушал нас молча, что-то записывал. Когда же речь зашла о бытовом устройстве во вражеском тылу, Новиков-Прибой тоже включился в разговор:

— Друзья мои дорогие, я никак не пойму, откуда у вас столько житейской мудрости. Каждому из вас не больше двадцати лет, а рассуждаете вы, как много пожившие люди.

Помолчав, он продолжал:

— Считайте шуткой, но в том, что скажу, пожалуй, будет и доля правды. До войны вы, наверное, не пошли бы в одиночку ночью в лес. А вот теперь вижу: ничего вас не страшит. Как же это получается?

Мальшин, краснея и волнуясь, ответил: