Задумавшись, я потерла переносицу. Жаль, что Семенау Абрамовича нет. Уж он-то превратил бы Льва Юрьевича в довольного клиента, быстро, ловко и безболезненно. У меня его талантов нет, но, если Лев Юрьевич и вправду любит живопись, как он мне рассказывал, может, и мне удастся чем-нибудь его заинтересовать.
— Запускай, — махнула я Верочке рукой, — и давай это...
— Кофе?
— Точно, молодец! И коньяк тоже тащи!
Через минуту гость сидел напротив меня за журнальным столиком, с удовольствием разглядывал суетящуюся Верочку и улыбался.
— Замечательно! — Лев Юрьевич с восторгом цокнул языком. — У вас здесь очень красиво. Поздравляю вас, Алевтина, вы явно держите марку... Сейчас это так непросто!
Так мы поговорили еще немного, я уже стала раздумывать, как бы половчее вынудить Льва Юрьевича прикупить пару-тройку работ, как вдруг тема нашего разговора стала резко меняться, гость приплел мужа, его вечную занятость, мой утонченный вкус и молодые годы. Не сразу поняв, о чем мы теперь разговариваем, я по-прежнему приветливо улыбалась, а Лев Юрьевич вдруг вытащил что-то из кармана пиджака и со стуком поставил на столик. Я с любопытством вытянула шею, гадая, в чем же дело. Когда Лев Юрьевич убрал руку, я, к своему изумлению, увидела на столике бархатный футляр. Передо мной лежало какое-то ювелирное изделие, я подняла глаза на гостя, ожидая пояснений. Может, у него есть еще одна сестра, у нее тоже юбилей? Неужели он снова хочет посоветоваться? Лев Юрьевич откинулся на спинку кресла и, довольно улыбаясь, жестом предложил мне заглянуть в коробку. Я проделала это без раздумий, замочек легко открылся, и тут я увидела на черном бархате золотую брошь. Это была веточка черемухи. В первое мгновение я почувствовала страшное огорчение. Он выбрал эту вещь кому-то в подарок, и мне ее теперь точно не видать. Вот всегда так...
— Очень красиво, — похвалила я, с трудом сдерживаясь. — Это подарок?
Лев Юрьевич закивал, я футляр закрыла и поставила на стол.
— Одобряю! И у кого на сей раз торжество?
Он усмехнулся и вкрадчиво пропел:
— Это подарок... Вам...
— Мне? — Я открыла рот, да так и замерла, хотя прекрасно знала, что это неприлично.
— Вам. Она ведь вам очень понравилась, правда?
Я в растерянности кивнула, а Лев Юрьевич плавно подвинул ко мне футляр и снова заворковал:
— Примерьте, прошу вас...
Некоторое время, чтобы оценить ситуацию, мне все же понадобилось.
— Простите, Лев Юрьевич, но я не понимаю... С какой стати? Мне эта брошь действительно приглянулась, но это не повод, чтобы вы мне ее подарили. Мы с вами и виделись то всего два раза, и такие дорогие подарки... Это... невозможно...
— Никто не запрещает нам познакомиться поближе. Мы с вами взрослые люди, оба знаем, чего хотим...
— И чего же мы хотим? — уже с некоторым вызовом поинтересовалась я. — Просветите, а то я уже с полчаса не знаю, чего мне хочется!
Гречанин улыбнулся моему сарказму, казалось, ему доставляет удовольствие вгонять меня в краску.
— Вы ведь давно уже взрослая девочка, Алевтина...
— Я согласна у вас ее купить...
— Помилуйте, Алевтина, дорогая, да я готов сам заплатить...
— Лев Юрьевич, какого черта...— зарычала я, но тут вдруг Лев Юрьевич резво поднялся и пересел на диван рядом со мной.
«Ей-богу, я сплю!» — подумала я. А Лев Юрьевич тем временем успел взять свой подарок и вложить в мою ладонь. Я инстинктивно сжала кулак, он накрыл его ладонью и слегка сжал. Резко отодвинувшись, я грозно прошипела:
— Имейте в виду, я все расскажу мужу!
Он вдруг надвинулся на меня, и я испуганно сжалась в комок. Зажмурившись, швырнула футляр ему в лицо, он отпрянул, открыв глаза, я увидела, что рассекла ему бровь. Как это у меня вышло, непонятно, коробка была легкой, да и достаточно мягкой, но что было, то было: по правому веку Гречанина текла кровь. Лев Юрьевич удивленно потрогал ссадину пальцем, посмотрел на меня и достал из кармана носовой платок. Вытерев им лоб, он с интересом поглядел на него, снова на меня и усмехнулся. Мне стало худо. В такой дурацкой ситуации я сроду не бывала и теперь не знала, что делать. Извиняться, что ли? Наконец он перестал хмыкать и пристально глядя мне прямо в глаза, медленно приблизился.
— Не расскажете. Иначе я вашего мужа... раздавлю…
Он неторопливо поднялся, стряхнул с пиджака несуществующую пылинку:
— До свидания, Алевтина!