С неба женщина упала

— На месте я тебя точнее сориентирую, а сейчас запоминай от этого окна, — я ткнула пальцем в схему. — На нем точно сигнализации не было, просто бутафория, но про это знают только трое, и я не думаю, что ее за это время наладили. — Герик, став невозможно серьезным, сосредоточенно слушал, кивая головой, а меня опять принялась терзать совесть. Но деваться было некуда, Сергеич и Яшка габаритами для данного окна не подходили, поэтому с совестью пришлось договориться. — Здесь мой кабинет, здесь Семена Абрамовича, это коридор, а это зал, и здесь зал...

Все это, в общем-то, мы уже не раз повторили, сидя на кухне Веры Матвевны, но сейчас была так называемая генеральная репетиция.

— Все ясно? — Я оглядела своих сообщников, чувствуя себя чем-то средним между Атаманшей из «Бременских музыкантов» и Сонькой Золотой Ручкой.

Мужчины дружно кивнули, и мы захлопали дверцами, покидая уютную безопасность машины. Через три минуты, пройдя переулком, я оказалась с обратной стороны галереи, прошла до соседствующей со зданием беседки и остановилась возле кустов сирени. Проследив за неясными, размазанными тенями, сцепила пальцы, с волнением отсчитывая уносящиеся секунды. Вот раздались едва различимые шаги, и в беседке показался Яшка.

— Все чисто, — прошелестел он, — снаружи никого нет... Мы уходим, через две минуты начинайте...

Яшка растворился в темноте, я почувствовала рядом дыхание Герика.

— Он сказал, все в порядке, — я оглянулась и взяла его за руку, — боишься?

— Да ладно... — лениво протянул Герик, — делов-то!

— Герик, — заволновалась я, кидая взгляд на часы, — откуда это у тебя такое спартанское спокойствие? Опыта, что ли, много?

— Где окно? — не обращая на меня внимания, Герик что-то старательно выглядывал в темноте. — Полминуты осталось... — Потом он оглянулся и, неожиданно притянув меня за подбородок, поцеловал. — Да не дрейфь ты...

Я хватанула воздуха и замерла, а он вдруг азартно зашептал, едва не приплясывая на месте:

— Пора, пора, пошли...

Мы двинулись вдоль здания, ноги у меня подкашивались, и весь план показался дикой глупостью. Герик же, напротив, подобрался и стал походить на грациозную пантеру.

— Вот, — ткнула я пальцем, разобравшись в хитросплетении боковых окон, — сюда...

Герик развернулся, показал рукой, уточняя окно, я кивнула, а он быстро развернул меня и подтолкнул в спину. Меня можно было и не подталкивать, ноги сами несли прочь. В считанные мгновения я снова оказалась в беседке, упала на деревянную лавку и схватилась за сердце. Надо будет потом посмотреться в зеркало, наверное, я поседела.

— Ах ты, козел!.. Ну да... Чего ты, в натуре?.. — Я с волнением прислушивалась к раздающимся у входа в галерею пьяным крикам. — Оборзел вконец?

Затем раздался шум потасовки, весьма громкий, снова голоса, с завидным упорством выясняющие, кто же «оборзел» в большей степени. Потом крики начали несколько стихать, раздалась исполняемая с большим чувством песня «Ревела буря, гром гремел...», но дальше первого куплета она не пошла, и снова началось выяснение отношений, судя по накалу страстей, весьма сложных и запутанных.

Мне уже стало казаться, что продолжается все это бесконечно, я потеряла даже приблизительный счет времени, казалось, что исполненных под дверью галереи песен хватит на хороший сольный концерт. Поэтому, когда из темноты передо мной вдруг вынырнул Герик, я едва не вскрикнула. Он махнул рукой, я подскочила с лавки и бросилась в соседний переулок, огибая галерею по параллельной улице. Добравшись до машины словно на автопилоте, я увидела Герика, с мечтательным видом сидевшего на скамейке метрах в пятнадцати от меня, и Яшку, сосредоточенно изучавшего рекламную тумбу.

— А где Сергеич? — со страхом бросилась я к Яшке, но тут, совсем рядом, из темноты раздался довольный бас:

— Да здесь я, чего ты волнуешься...

Я повернулась на голос:

— Ни одной песни до конца не знаешь, позор... А «Я под горку шла...» мотив совсем переврал!

***

Колеса мягко прошуршали по ухоженному белому гравию, я аккуратно подкатила к массивным дубовым воротам и остановилась. Камера внешнего наблюдения плавно изогнула шею, разглядывая запыленный джип в полнейшем недоумении: нас она явно не признала. Сидящий рядом со мной Яшка тоже с большим интересом разглядывал шикарный дом за шикарным забором и уважительно качал головой. Я высунулась по возможности из окна и грозно спросила:

— Сколько я буду ждать?

Камера заморгала и растерялась. Растерялся, скорее всего, охранник, наблюдающий за воротами, но знаете, эта современная техника такая чувствительная...

— В чем дело? — распалилась я вконец и надавила на клаксон. Машина сердито взревела, изо всех близлежащих кустов веером брызнула птичья братия, сердито закаркали вороны, раскачивающиеся на вековых соснах, а за воротами явно произошло оживление.

Коробка домофона ожила и просипела:

— Что вам нужно?

Я выпрыгнула из машины и с силой грохнула ни в чем не повинной дверцей.

— А ты подумай как следует! Если ты решил, что милостыня, то здорово ошибся! Открывай!