С неба женщина упала

— Она просто попросила закурить, а я случайно дал ей не ту сигаретку... Вот и все...

— А это что? — Лысый, не переставая гневаться, ткнул пальцем в направлении моей шутки.

— Да говорю, ничего, это у нее шутки такие идиотские... падла буду... — Для большей убедительности он затряс и головой, и руками.

— Смотри, Расул, — не успокаивался Лысый, — ты знаешь, сейчас этих шуток никто разбирать не будет. За нее тебе в момент отхреначат секатором всю твою молодую поросль и посадят на твой скромный холмик.

— Смотри, рассол, без шуток! — здорово осмелев, тряхнула я головой и, вытянув ногу, исхитрилась дать Расулу пинка.

Мужики дружно посмотрели на меня и переглянулись, Лысый вздохнул, а Расул скромно потупился.

«Секатором молодую поросль...— мысленно повторила я. — Все ясно: это — садовники».

После того как в моей голове основательно перемешались комнаты, ковры, зеркала и позолота, я наконец оказалась одна в комнате, которую смело можно было бы назвать спальней. Зачем понадобилось столько времени таскаться по какому-то дому, так и не увидев ни одного человека, осталось для меня загадкой. Но не могу сказать, чтобы это меня сейчас расстроило: голова кружилась, и больше всего на свете мне захотелось упасть на эту огромную кровать с синим атласным покрывалом. Что я и не замедлила проделать. Прижавшись горящими щеками к холоду атласа, я почувствовала полное блаженство. Наконец, в голове немного прояснилось, повалявшись на кровати, с огорчением поняла, что спать не хочу.

— Узнать бы хоть, какое сейчас время суток!

Я сползла на пол и подошла к окну. С трудом разобравшись с тяжелыми замысловатыми шторами, добралась в конце концов до подоконника, но увидела на окне рольставни.

— Вот засранцы! — выругалась я и принялась разыскивать подходящую щелочку.

Вскоре вроде удалось кое-что увидеть, и если только окно с той стороны не было замуровано, было похоже, что сейчас ночь. Это мне мало помогло, зато перестало мучить любопытство.

— Так, — громко сказала я самой себе, — посмотрим, что у них тут есть!

Я неторопливо прошлась по комнате, обнаружила за декоративной шторой дверь, немедленно туда сунулась и, к своей огромной радости, увидела там туалет. Надо сказать, что навязчивая мысль об этом заведении уже довольно давно не давала мне покоя. Через несколько минут я снова обрела полное жизненное равновесие и ясность мыслей. Продолжив обследование, я заглянула в огромный, в полстены, платяной шкаф, где и обнаружила свой чемодан, не без участия которого очутилась здесь.

— Эх, ты! — Я, символически шлепнув по чемодану рукой, вытащила его наружу. — Мог бы и предупредить!

Чемодан, конечно, промолчал, но я все равно была очень рада встрече с ним. Покопавшись в его внутренностях, я извлекла оттуда свою ночную сорочку и отправилась в душ.

«Если уж сейчас ночь, то я ложусь спать!» — решила я и юркнула под легчайшее одеяло.

***

Я открыла глаза и потянулась. Впервые за долгое время у меня ничего не болело, не ныло и не зудело. Аккуратно проведя рукой по лбу, почувствовала, что кожа, по крайней мере на ощупь, не напоминает наждак.

— И прекрасно! — пропела я, сбрасывая ноги с кровати. И тут же наткнулась взглядом на сидящего напротив меня в кресле Расула. — Ой!

Мне он, как всегда, не ответил, поднялся, не забыв разглядеть все, что я не успела прикрыть одеялом, и вышел.

— Стучаться надо! — крикнула я ему вслед и погрозила кулаком. О нашей вчерашней встрече остались какие-то расплывчатые воспоминания, но я твердо помнила, что на него сердита.

Посидев еще немного и поразмышляв над загадками судьбы, поняла, что ровным счетом ничего не понимаю, вздохнула и на том успокоилась. В доме было совершенно тихо, меня никто не беспокоил, я рассудила, что имею полное права принять душ.

Обернув одним полотенцем мокрые волосы, а второе небрежно накинув на плечи, я вошла в комнату и едва не сшибла с ног ввозившего сервировочный столик Блина. В первое мгновение мы оба растерялись, спохватившись, я быстро передернула полотенце вниз и не рассчитала, дернув слишком сильно. Оно едва не упало на пол, но я, перехватив его, словно жонглер, в последнюю секунду, сумела-таки пристроить его в подходящее место. Блин, видно, и по жизни был человеком веселым, а тут уж его просто разобрало, и сразу было понятно, что все это ему очень понравилось. Он оскалился, что жеребец в цирке, но заржать не успел, потому как мне происходящее понравилось гораздо меньше. Смешного, по крайней мере, я ничего не увидела. И, набрав полную грудь воздуха, я заорала:

— Ах ты, козел!

Блин себя козлом не считал, это стало ясно сразу. Лицо его покрылось пятнами, глаза блеснули дурью, а кулаки сжались. «Мама, — подумала я с ужасом, — вот сейчас он и...» Но Блин клацнул зубами, да и сник вдруг, не только не двинувшись ко мне, но и не раскрыв рта.