С небес на землю

Вылезла и спросила с невыносимым высокомерием:

– Вы что? Не знаете, как на ветру прикуривают?..

Затянулась и выдохнула – ураган унес дым.

– А потом вдруг выяснилось, что романчик-то не ваш! Что вы его украли! У какого-то безвестного, но оч-чень талантливого литератора! Что вы самый обыкновенный жулик, а вовсе не гений русской, или… какой там… французской прозы! Ваши гонорарные миллионы на счетах заморозили. Голливуд примолк, а потом объявил, что со съемками эпопеи погодит до тех пор, пока эти чопорные европейцы не разберутся в авторских правах. Газеты были полны репортажей с судебных заседаний. Здесь это все не очень прогремело, потому что издавали-то вас иностранцы, а на Западе мусолили долго и с удовольствием! Защищались вы вяло и не слишком толково. Никаких стопроцентных доказательств именно вашего авторства так и не нашлось. От какой-то там экспертизы вы отказались, тем самым косвенно признав, что роман не ваш. По крайней мере, французским правосудием это было расценено именно так. Здесь тоже позлорадствовали вволю – ясно же, русский не может так писать, сразу понятно, что жулик, а не гений, по роже видно!.. Вашей репутации пришел конец. Книга продолжает выходить под фамилией того самого талантливого литератора, а вы тихо приползли на родину. Без денег, славы и романа.

Маня докурила, швырнула окурок на мокрую мостовую. Посмотрела, нагнулась, подняла его и сунула в карман.

Алекс молчал. Змеи жалили и душили так, что внутри больше ничего не осталось – ни разумного, ни человеческого. Только клубок змей.

А он-то надеялся, что сможет с этим жить. Уговорит себя. Заставит.

Не сможет. Не уговорит. А заставлять больше нет сил.

– Правда, некоторая накладка все же вышла! С тех пор прошло… сколько лет прошло, Алекс?

– Пять.

– За эти пять лет литератор, у которого вы как будто украли «Запах вечности», так ничего и не написал, хотя вроде пытался! Один его роман провалился, его едва продали, а другой вообще не стали печатать. И это странно, правда? И еще странно, что вы не сошли с ума. – Она пожала плечами. – Я бы сошла.

Кобра, вновь приготовившаяся вцепиться, замерла в нерешительности, и удав немного ослабил свои кольца.

…Она на самом деле все понимает?! Или ему просто очень хочется, чтобы понимала?!.

– Чем вы занимались все эти пять лет?

– Болел. Насморком.

– Вы потеряли уйму времени, черт вас побери! – вдруг заорала Маня ему в лицо, и он сделал шаг назад. – Вы могли бы написать еще три романа! А вы позволили себе раскиснуть!..

– Я больше не могу писать.

– Вранье. Вы не писать не можете! Уж я это точно знаю!

Тут он понял, что сейчас непременно заревет. Как трехлетний ребенок, который силится что-то объяснить окружающему миру – и не может. Заревет постыдно, громко, икая и подвывая, размазывая кулаком слезы по застывшим щекам, прямо здесь, на набережной, на ледяном ветру, у нее на глазах.

И, чтоб не зареветь, он спросил какую-то глупость:

– Откуда вы знаете, что я не могу не писать?

– Оттуда, что я тоже писатель. В некотором роде. Некоторым образом.

И повернулась спиной.

Они помолчали, стоя спинами друг к другу, очень близко. Ветер трепал его волосы, забрасывал ей на щеку. И она опять вспомнила, как подумала когда-то: такие волосы и ресницы должны были барышне достаться, а достались…

– Кем был тот человек?

Он чуть-чуть повернул голову:

– Какой человек?

– Тот, что обвел вас вокруг пальца?

– А-а. Мой литературный агент. Я никогда его в глаза не видел. Мы общались только по почте и по телефону. Но все бумаги, договоры, связи – все было на нем. Я подписывал то, что он присылал, но никогда не читал. Мне лень было и неинтересно. Я был ему очень благодарен за то, что он так удачно занимается моими делами.

Он помолчал немного и добавил как будто с удивлением:

– Я вообще никогда его не видел! И не знаю, что со мной было бы, если б увидел. Убил бы, наверное. То есть, должно быть, это хорошо, что он так мне и не показался!

– А суд?! В суд он тоже не приходил? И с журналистами не встречался? Всю эту канитель тогда день и ночь показывали!

– У него был адвокат, вот этого адвоката и показывали, и в суд, разумеется, приходил адвокат! Вообще говоря, это занятно. Я почему-то об этом не думал. Вот и враг у меня получился виртуальный. Я точно знаю, что он есть, но даже не представляю, как он выглядит.

– А второй? Ну, который занял место гениального писателя?

– Я и его не знаю.

Маня повернулась и уставилась на него. Глаза за стеклами круглых очков, припорошенных мелкой водяной пылью, были как у совы.

– Не знаете?!