С негодяем интересней

Я отодвигаюсь от нее, слегка хлопая по плечам, как только она меня отпускает, я тут же попадаю в плен родни в виде сводной сестры и брата. Они все рыдают, и причитают, а я никак не могу настроиться на волну. С одной стороны я чувствую, что выгляжу последней дрянью, с другой: блин ребята, он же ваш отец! Я за отчима порву всех! А тут я чувствую себя чужой, человеком с улицы. Из закутка под названием кухня выходит старенькая мать разлучницы и берет меня за руку.

— Илонка постой с ним рядом, любимица как-никак. Все только и говорил, как ему стыдно за то, что оставил тебя, — при виде гроба и, услышав ее слова, мне пришлось с силой сжать губы, но одна слеза рванула, чтобы утопить меня в лицемерии. — Он собирался ехать к тебе…и встретился с собутыльниками своими. Они его там подбадривали, мол, конечно дочка, надо бы сходить, приголубить маленькую. Они выпили, потом еще и еще. И какой-то черт оставил там рюмку с кислотой машинной, этой окаянной, ну Ванька возьми да выпей. Ой, горе, что было…

Я остановилась рядом с открытой крышкой гроба и не узнала человека, лежащего в нем. Он выглядел высохшим, старичком при росте в сто девяносто сантиметров. Его руки напоминали карандаши по толщине, скулы выпирали наружу и подбородок. Это был не мой отец, я уже было развернулась, когда ко мне подошел Сергей. Он встал, привычно широко расставив ноги и засунув руки в карманы.

— Не похож на себя, — задумчиво произнес он. — Ему удалили желудок, и питался он через трубку в животе. Потом постепенно начали отказывать органы, он медленно мучительно умирал. Малой носил его до последнего дня в туалет и везде. Вес как у ребенка.

Я все стояла и смотрела на умершего, постепенно уровень моих чувств начал зашкаливать, я не хотела плакать перед всеми. Не хотела вспоминать его в молодости, не нуждалась в общих воспоминаниях! Я чертовски ненавидела себя за то, что мне было больно.

Каким- то образом я оказалась в их комнате, и первое что я увидела — это моя фотография с Софией, рядом с его рисунками. Больше не было никаких фотографий только наша. Теперь слезы рвались из меня, я чувствовала, как у меня ноет в груди. Я помнила каждый счастливый момент! Его в шинели! Платье с рюшами! Филина! Тюльпаны! Малину, переданную втихушку, когда было тяжело жить! Я понимала все. Но главное я все еще его любила, разбиваясь на части, мое сердце хранило тепло и втайне ожидало, когда же мы встретимся нормально и скажем, что любим.

— Отца после обедни выносить будут, — за моей спиной появилась его младшая дочь и полненькой рукой передала мне салфетку, чтобы вытереть слезы. Мне стало как-то не по себе от ее присутствия, не хотела, если честно, ее видеть. — Он говорил, что когда я закончу школу, ты поможешь мне переехать в город и оплатишь какую-то часть за университет.

Я промокнула слезы, откашлялась, когда до меня наконец дошел смысл ее слов! Я не хочу обсуждать бред, который они решили мне сыпать, когда его не стало. Чувствуя мою слабость, сейчас на меня нападут со всех сторон, и каждый будет тянуть в свою сторону. Как это всегда бывает, живешь ты себе, и никому ни одной душе не нужен. А как только ты попалась на своих эмоциях, оттаяла практически, тебя в цепкие лапы и растаскивают, пока не опомнилась.

— Дом на меня записан, но здесь будут жить мама, наш брат и бабушка. Я в этом году уже заканчиваю, — когда я развернулась к ней лицом, она посмотрела мне в глаза с такой надеждой, что меня передернуло.

— Ну, вот и славно, дом же на тебе, продашь и решишь свои проблемы, — я отдаю ей использованную салфетку в руки. — А на университет можешь сама заработать, как делала это я. Нам с мамой никто не помогал!

Она смотрит на меня ошарашено, видимо не ожидала, что я оттолкну ее, тихую кроткую родственницу в черных одеяниях.

— Ты же знаешь, что моя мама никогда не работала. И помочь она не одному из нас не может. — как-то совсем возмущенно получается у нее высказать претензию.