С Невского на Монпарнас. Русские художники за рубежом

А что за накопленные знания, о которых Рерих поминает в каждом письме коллеге по заграничной работе В. Булгакову и которые они с супругой (все еще занятой переводом «Тайной доктрины» Блаватской) собрались везти в подарок родине? Это все та же теософия, обогащенная новым знанием буддизма… А может, и опыт мучительной ностальгии, накопленный в глухой иноязычной долине Пенджаба. Не лишенный и в старости практического чутья, Рерих чувствовал, что с буддизмом и с «возвращением» спешить не стоит. Так он и умер в своем дворце на исходе 1947 г., завещав обитателям давно оставленной Родины кое-какие из своих странных икон чужой веры, а также более доступные и по-человечески понятные патриотические лозунги (известные и мудрецам-махатмам и эстрадной певице Г. Ненашевой, но от этого не теряющие своего природного смысла):

«Собственности у меня нет (Почти так же заявил в стихе поэт Маяковский при покупке автомобиля в Париже — Б.Н.). Картины и авторские права принадлежат Елене Ивановне, Юрию и Святославу… Но вот что завещаю всем, всем. Любите Родину».

Этот простенький, почти биологический завет рассеянные ныне по всему свету рабы Божии, вдали от своих тысячи родин, неуклонно выполняют — в меру своих слабых эмигрантских сил.

А Рериха, согласно его завещанию, сожгли через два дня после смерти перед его царственным домом, где и поставили камень с такой надписью: «Тело Махариши Николая Рериха, великого друга Индии, было предано сожжению на сем месте 30 махар 2004 г. Ом рам».

Так уж у них принято, у буддистов: сожгут и — Ом рам, ищи пепла в поле. Вот бедного еврея-поэта Сашу Гингера сожгли в неживописном дворе парижского дома: тоже был буддист, все рвался из эмиграции на родину, даже паспорт взял советский, но не успел уехать. Да и не резон еще было спешить буддистам. Уже и в начале 70-х г. прошлого века рассказывал мне мой друг, ученый буддолог А. М. Пятигорский, что «за буддизм» опять сажают. Вон снова посадили многострадального ламу Дондарона, который на сей раз не выдержал и умер. Вскоре благоразумно уехал на Запад с православной женой и детьми мой друг Пятигорский, и его даже выпустили, посчитав за еврея. Может, менее благоразумно поступил сын Николая Рериха, ученый — буддолог, лингвист и историк буддизма, участник великого отцовского путешествия Юрий Николаевич Рерих, вернувшийся в Москву в 1957 г…

После смерти отца Юрий с матушкой Еленой Ивановной перебрались из долины Кулу под Калькутту, в Калимпонг, где Юрий Николаевич стал работать в местном университете. Елена Ивановна прожила еще восемь лет, потом была похоронена под ступой на склоне горы, а сын Юрий, оставшись сиротой, двинулся на забытую родину. Москва соблазняла научной работой, столичной жизнью, сулила златые горы — все же Москва не Калимпонг, можно понять ученого. Трескучие передачи батарейного радиоприемника и зазывные письма подневольного Игоря Грабаря, видно, сидели в памяти у молодого Юрия. Да и разоблачитель Сталина Никита Сергеевич в речах и личных беседах обещал неуклонное «потепление». Юрий Николаевич был принят в Москве по-царски, ему дали хороший пост — завсектором в Институте востоковедения. Он читал лекции, у него появились ученики и последователи. Одним из первых учеников его и стал мой друг А. М. Пятигорский, молодой индолог-лингвист, завершавший работу над «Тамильско-русским словарем». Ю. Н. Рерих произвел переворот в жизни учеников, потому что он (по воспоминанию А. Пятигорского) «был не «диссертацией о буддизме», он сам был буддизмом». Начав работать в секторе Ю. Н. Рериха, А. Пятигорский писал теперь об истории индийской философии, о буддизме, а может, и сам тоже «становился буддизмом».

Любопытно, что ощутил Юрий Рерих, попав в этот мир, столь непохожий на эпистолярные описания И. Грабаря, на рассказы посольских сотрудников и «материалы ТАСС», попав в компанию молодых ученых и студентов, так мало похожих на «новую молодежь» из хитроумных очерков его покойного отца. Он обнаружил, вероятно, что они все как есть «диссиденты», и постарался их уберечь, поучая на правах старшего и мудрейшего. На торжественном собрании, посвященном столетию со дня рождения Ю. Н. Рериха (в октябре 2002 г.) и проходившем в Петровском зале Двенадцати коллегий Санкт-Петербургского государственного университета, приехавший из Лондона ученик Ю. Рериха 73-летний философ Александр Пятигорский попытался воспроизвести по памяти эти отеческие увещевания учителя:

«Вот вам не нравится этот мир, но вы же и есть мир. Значит, надо обо всем думать и говорить только в смысле своего собственного сознания. Вы же это и есть».

И вы знаете, у нас на глазах он это стал применять на практике.