С нежностью цвета огня (СИ)

— Я бы никогда не оставил тебя здесь одну, — снова повторяет он, но уже спокойно, без спецэффектов. — Даже если бы мы поссорились. Даже если бы ты отказалась от помолвки и уже не была бы под моей ответственностью. Это бесчестно и недостойно.

Подавив желание уточнить, правда ли я могу вот так просто взять — и отказаться от брака, сосредотачиваюсь на остальном. Сильно же его задели мои подозрения, раз до сих пор ни о чём другом думать не в состоянии!

— Извини. Мы пока не настолько хорошо знакомы, чтобы я могла предугадывать твои действия, так что в следующий раз просто предупреждай.

— Да, — соглашается, но смотрит с явным сомнением: — Что ты собиралась попросить у хозяина? Он же мужчина. Здесь только женщины могут оказывать покровительство.

— Какое покровительство? — смеюсь. — Мне нужно было выяснить дорогу к столице!

— Но у тебя же совсем нет денег!

Наивный он всё-таки!

— Дошла бы пешком. Не так тут и далеко, если ехать всего два дня.

Сиир стискивает пальцами подоконник и как-то подозрительно-обречённо прикрывает глаза:

— Допустим, дошла бы. Что дальше?

— Поискала бы Ассоциацию, — отвечаю честно. Он всё равно уже знает о моих способностях, так чего уж теперь хитрить.

— И попросила бы отправить тебя домой, в Наирру?

— Нет, попросила бы научить ходить между отражений в счёт будущей зарплаты.

У Аллеона вырывается долгий мученический вздох, потом — короткий нервный смешок и, наконец, более осмысленное:

— Ну, теперь я хоть знаю, где тебя искать, если что-то случится… А пересекать отражения ты уже умеешь, судя по тому, что мы сейчас здесь. Практика, парочка общих лекций — и будешь настоящим высококлассным проводником. Тебе ведь даже вход специальный не нужен, как я понял.

— Разве особая дверь — не обязательное условие?

— Обычно — да.

— Но как тогда…

— Ты очень хотела сбежать и сделала то, чему проводники долго и настойчиво учатся.

У него ровный, ничего не выражающий голос, но я смущённо отвожу взгляд.

— Я не знала, что это ты.

— На самом деле, думаю, знала. Просто поверить не могла. Чем ещё объяснить, что ты выбрала отражение, идеально подходящее для женщины, желающей избавиться от мужчины?

— А толку-то? Всё равно я тут ничего без тебя не могу.

Аллеон невесело усмехается.

— Сильно испугалась?

Теперь приходит моя очередь ёжиться. Он ведь не о сегодняшнем утре спрашивает и не о внезапном вчерашнем переходе, а о себе. И даже ответ уже знает. Знает, но всё-таки хочет услышать ранящие слова вслух. Наверное, можно было бы обмануть. Сказать, что это было всего лишь очень неожиданно, что в следующий раз вопить и отшатываться я уже не стану, что мне всё равно, как он выглядит… Но это будет неправда. Пусть Аллеон и расстроится, но я до дрожи в коленках боюсь его вторую форму.

— Думала, поседею.

Это никакая не шутка. Открыв тогда глаза, я действительно думала, что сердце вот-вот разорвётся от страха. Отчасти, конечно, я и сама виновата, ведь он же просил, чуть ли не умолял, не смотреть, а я не послушалась, но зачем вообще всё это было нужно?

— И всё-таки после перехода ты не пыталась меня оттолкнуть и весь вечер вела себя, словно ничего не случилось.

— Мозг отключился, — признаюсь со смешком. — Накопилось слишком много всего, вот он и взял тайм-аут.

— А утром, стало быть, вновь заработал?

Становится по-настоящему стыдно.

— Ты не спал, да?

Неопределённо пожимает плечами:

— Не спал. Ты и теперь боишься?

— Тебя — нет.

Учитывая, что он — и есть та чёрная зверюга, моё уверенное заявление звучит довольно глупо. Если бояться — так обеих ипостасей сразу, а уж никак не по отдельности. Если я верю Аллеону как человеку, то, значит, могу и тому чудовищу доверять. Личность-то остаётся одна и та же.

— Обещаю, что не буду больше так обращаться, пока ты… Разве что, выхода другого не останется.

— Пока я — что?

— Пока ты не привыкнешь.

— Обязательно нужно привыкать? — переспрашиваю безнадёжно. — А просто не менять ипостась ты разве не можешь?

— Могу, но всё немного сложнее. Иногда частичное обращение выходит само собой, без моего желания.

— Как сегодня утром?

— Примерно.

— То есть, — пытаюсь я разобраться, — если тебя, например, разозлить, то целиком ты пластинками не покроешься? Никакого хвоста и яда?

— Нет.

— Тогда ладно.

Аллеон как-то непонятно хмыкает, а затем и вовсе с облегчением смеётся.

— Что? — снова настораживаюсь я.

— Ничего, — заверяет с хитрой улыбкой и тут же сам себе противоречит: — Значит, «ладно» — и всё, да? Вопросов о том, не собираюсь ли я тебя съесть, не будет?

На всякий случай отодвигаюсь подальше.

— А ты собираешься?

— Вообще-то, нет, но все мои новые знакомые почему-то считают иначе, — смеётся он. — Вот я и решил просветить тебя сразу, не мучить сомнениями и неизвестностью.

— Очень смешно! — ворчу, чтобы тоже не рассмеяться: ведь явно же издевается, гад хвостатый! — Ты себя в зеркало вообще видел хоть раз, когда оборачиваешься? Это же надо было так вымахать! Ничего удивительного, что умные люди задумываются о том, чем тебя кормят!