(С)нежные дни

Она бежала по полю, белому снежному полю, проваливаясь в снег. Бежала к лесу.

Почему так? Почему она верит? Всегда верит? Как самый наивный и глупый человек на земле?

По щекам текли слезы.

Уже ведь обжигалась, уже наревелась ночами в подушку, уже настрадалась. И теперь снова… Сколько можно?

Что приготовить на ужин?

Могу твою любимую запеченную рыбу.

Я соскучилась.

У меня никого нет.

Борис Ильич пожал руку со своим неизменным «мгм», Тамара Ивановна обняла по-матерински. Сказала, что, когда Вадим будет отъезжать, они обязательно выйдут во двор – проводят его, и что были очень рады его приезду.

– Ты же нам родной.

Так и сказала. Осталось только вещи в машину загрузить да с Катей попрощаться.

Вадим поднялся на второй этаж и увидел, что дверь в ее квартиру приоткрыта. Он дверь толкнул и вошел. На кухне сидела Марго, задумчиво пила чай.

– Привет, – поздоровался Вадим. – Как Пашка?

– Отлично, играет дома в компьютер.

– А Катя где?

– Не знаю. – Марго поставила на стол кружку и как-то тяжело посмотрела на Вадима.

Ему стало неуютно под таким взглядом.

– Как не знаешь? Ты же вошла в квартиру, чай пьешь. Это же Катя тебя угостила?

– Она, – подтвердила Марго, а потом указала взглядом на лежавший телефон.

– Ты бы не разбрасывал свои вещи, Вадим. Или сообщения настроил так, чтобы они на экране не высвечивались.

Он внимательно посмотрел на Марго. Та снова подняла кружку и сделала глоток. Вадим взял телефон, включил экран и начал читать.

Черт! Хуже варианта и представить себе невозможно.

– Это не то, что ты думаешь. Это в прошлом, правда.

– Все говорят эту фразу, Вадим. Да и, честно сказать, мне неинтересно, то это или не то. Я, например, незнакомым мужикам рыбу не запекаю. А если кому и запекаю, то потом мозги себе пудрить не позволяю.

– Да ничего я не пудрил!

Хотелось выкинуть телефон в окно. Хотелось позвонить Ольге и накричать на нее, ослицу упрямую, не желавшую принять очевидность. Но больше всего хотелось найти Катю.

– Где Катя?

– Я не знаю, где Катя, Вадим. Она схватила куртку и выбежала как сама не своя. Но она погуляет-погуляет и вернется. А ты уезжай.

До леса Катя так и не дошла, упала в снег на поле. Упала на спину, раскинув руки. Лежала и смотрела на небо. Она всегда мечтала сделать это летом, когда мягкая и душистая трава, и пчелы жужжат, кружа над цветами, и кузнечики стрекочут у самого уха. На снегу долго не пролежишь, холодно, замерзнуть можно. Сейчас и хотелось замерзнуть. И все забыть. Оказалось, что счастье от несчастья отделяют всего лишь считанные секунды.

Только что был самым счастливым – и мир казался огромным и прекрасным, как это рождественское утро с высоким солнечным небом.

А оказалось…

Ничего не будет через два месяца, никто не приедет. Его ждут в Москве.

А это так… съездил на родину, потянуло. Заодно и легкое приключение с доверчивой дурой.

Катя опять поверила. И винить некого, только себя.

Пролетела, каркая, ворона. Холодно ей, ругается. Кате тоже холодно. И домой возвращаться не хочется. Пока Вадим не уехал. Не хочется встречаться. Как же им теперь встречаться? Когда в Москве ждет Ольга.

Вечером Вадим будет ужинать у Ольги. В меню запеченная рыба.

А у Кати будет ужинать Пашка. У них в меню рождественские блины. А завтра Катя уедет к родителям. Она маме еще до Нового года обещала, что приедет. Каникулы закончатся через целых четыре дня, времени достаточно. От Вырубки до Приреченска на маршрутке сорок минут, потом полчаса на электричке и по городу двадцать минут на автобусе или семь на такси.

Надо еще подарки купить. Нельзя же к маме с папой с пустыми руками на праздники.

А небо видно плохо. Это все потому, что глаза опять мокрые. И ворона все каркает да каркает.

Ничего… впереди блины, родители, потом школа… Как-нибудь переживет.

Только пусть он уедет сейчас.

Сказка

Растаял по весне лед на реках, и уплыл Любомир-мореход в дальние страны, оставил красавицу-царевну в некотором царстве, некотором государстве. Сказал, что до зимы обязательно вернется. Только не поверила Несмеяна ни речам его ласковым, ни обетам торжественным.

Уплыл Любомир, забрав с собой сердце царевны.

Что бы ни делала Забава, как бы ни старалась ее развеселить – все напрасно. Даже Фернандо семи пядей во лбу не смог помочь, хотя долго искал в старых летописях средства от грусти и тоски.

Сидела в своей светелке царевна, вышивала мандарины, плакала.