С Новым годом, с новым счастьем!

– Женщины всегда видели во мне завидную добычу. Богатые дамы, женщины, охотящиеся за мужем с внушительным банковским счетом, – все они считали, что, соглашаясь на любые мои требования, смогут в конце концов заставить меня надеть им на палец золотое колечко. Я с удовольствием проводил время в их обществе, но не испытывал искушения осесть у семейного очага. – Он замолк. – Открой коробку.

Она открыла. Там, на ложе из черного бархата, покоилось кольцо. Золотой обруч, украшенный двумя бриллиантами. Она уставилась на него, чувствуя, как поднимается тошнота, ненавидя себя за то, что ей предстоит сделать, ненавидя судьбу за этот проблеск счастья, которого ей никогда не испытать.

– Ты отличаешься от них всех, Кэтрин Льюис. Ты настоящая.

Нет! – рвалось у нее из груди. Нет, не настоящая.

– Я не могу этого принять, Доминик.

Я люблю тебя, думала она, и любовь сделала меня сильной и слабой одновременно. Поймешь ли ты это когда-нибудь? Нет, конечно, не поймешь. Я и сама с трудом понимаю. Это новый мир для меня, мир, с которым я незнакома.

– Ты считаешь, что тебе нужно время? Правильно? А у меня такое ощущение, что я знаю тебя целую вечность. – Он нахмурился.

– Дело не в этом. – Ее серые глаза были круглыми и несчастными. – Я просто не могу – и все.

– Я такого ответа не принимаю, – сказал он, и не подумав забрать у нее кольцо, не поведя и бровью в его сторону. – Ты наверняка понимала, что я влюбился в тебя.

В прекрасном, совершенном мире… подумала она. Но не смогла закончить мысль, потому что жила она не в таком мире. В совершенном мире не было бы слез и сожалений, не нужно было бы произносить слова настолько горькие, что каждый звук раздирал душу на части.

– Мы не созданы друг для друга, – прошептала она.

– Ты говоришь ерунду, – отрезал он, и она поняла, что в нем зажигается злость – темная, глухая злоба, испугавшая ее.

– Твой мир далек от моего, – сказала она, пытаясь говорить правду, но все-таки не открывать ее всю до конца. Она могла бы добавить, что последние полгода вся ее жизнь была сплошной ложью, но это вызвало бы поток вопросов, ни на один из которых она не могла дать ответ. Правда как она есть была слишком ужасной, чтобы облекать ее в слова. Правда как она есть придала ей безумную смелость изображать из себя женщину, какой она никогда не была, но сейчас эта же правда заставляла ее быть чудовищем.

– Ну конечно, – просветлев, отозвался он, – мой настоящий дом во Франции, но мы, естественно, не станем жить там все время. Мы можем проводить полгода там и полгода в Лондоне. – Он лукаво усмехнулся. – Джордж будет нам только благодарен. Он постоянно твердит, что чувствует себя бездельником, присматривая за квартирой, которой пользуются лишь два-три раза в год. Так что эта проблема вполне разрешима.

Кэтрин ничего не ответила. Коробка с кольцом жгла ей пальцы.

– Страна тут ни при чем, – наконец сказала она. – Я просто не могу этого принять. Я не могу выйти за тебя, Доминик.

Она даже вообразить себе не могла, что он влюбится в нее. Он был, по словам Эммы, известным сердцеедом. Он подарит ей прекрасное, безмятежное время. И Кэтрин, которая была уверена, что начисто лишена шарма, нужного, чтобы увлечь такого мужчину, просто закрыла глаза и доверилась ему. Открой меня, сказала она, вручая ему ключи, и он так и сделал, а она лишь несколько дней назад поняла, что он, повернув ключик ее сердца, изменился сам. Может быть, она была просто слепа. Слепа… и – если заглянуть под эффектную внешнюю оболочку – осталась такой же неуверенной в себе, хотя, как ей казалось, ее робость давно исчезла. Слишком неуверенной в себе, чтобы заметить, что невозможное произошло.

– Понятно. – В голос его вползал холодок, а взгляд с каждым мгновением становился все отчужденнее.

– Нет, ничего тебе не понятно, – с мольбой в голосе ответила она. Потом протянула ему коробочку, и он бросил на нее испепеляющий взгляд.

– Думаю, я отлично все понял, Кэтрин, – с ледяной вежливостью проговорил он. – Ты хорошо проводила время, но все же недостаточно хорошо, чтобы связать себя серьезными обязательствами. – Он поднялся и зашагал прочь, и она почти побежала следом, чтобы поспеть за ним.

– Остановись, пожалуйста, Доминик, – позвала она, сдерживая голос, чтобы не привлечь внимания окружающих.

Он остановился, обернулся к ней и ехидно поинтересовался:

– Зачем? Чтобы поговорить? Лично я терпеть не могу людей, которые тратят время, посмертно производя вскрытие своих отношений. – И пошел дальше, а она опять почти вприпрыжку побежала рядом, поскольку его длинные ноги мерили путь шагами куда легче, чем ее.

– Я не могу оставить себе кольцо, – произнесла она. – Забери его. Наверняка оно стоило кучу денег.

– Так и есть, – спокойно ответил он, остановившись и глядя на нее сверху вниз. Вся теплота, все обаяние, которые так пленяли ее эти полгода, исчезли, уступив место ледяной бесстрастности, которая приводила ее в ужас.