С окраин империи. Хроники нового средневековья

Поэтому традиция сексофобии регулярно оживает, наибольшего совершенства она достигла в католической педагогике XIX века, которая наряду с самой изощренной иезуитской казуистикой использует весь арсенал вооружений научного позитивизма. Пфюртнер цитирует фразы из авторитетного немецкого учебника, изданного в Италии в 1949 году[274], в котором перечислены приличные (лицо, плечи, руки, спина) и неприличные (гениталии и близлежащие зоны) части тела, а также утверждается: «смертный грех – дотрагиваться до неприличных частей тела (в том числе через одежду) без веских причин и вне брака». Если прикосновения происходят случайно (вы кого-то толкаете в трамвае) или в шутку, это все равно грех, но из тех, что можно простить. Что же касается менее неприличных частей тела, прикосновения относятся к прощаемым грехам, «если они происходят между людьми одного пола, и к смертным грехам, если они происходят между людьми разного пола».

Многие вспомнят, что в юности им попадались учебники, осуждавшие мастурбацию: в них подробно рассказывалось об организме животных, тягу к мастурбации приписывали даже некоторым рыбам: чтобы оплодотворить икринки, они должны выполнять определенные движения «рядом с самкой или в ее отсутствие», поскольку у несчастных самцов (как становится ясно позднее) нет мужского члена. Среди благороднейших представителей современного католичества – Карло Карретто[275], которого сместили с поста руководителя Католического действия за то, что в начале 50-х, до Ватиканского собора, он велел проводить беседы на «общественные» темы, вызывавшие беспокойство Луиджи Джедды[276] (позднее Карретто постригся в монахи). Так вот, даже Карретто, отличавшийся человечностью и открытостью к проблемам современного католичества, в своей книге «Навстречу завтрашнему дню» (1943), которая на протяжении десятилетия служила пособием по воспитанию юных католиков, посвятил необходимости хранить чистоту страницы, от которых веет XIX столетием: юношеская сексуальность представлена как нарушение, влекущее за собой венерические заболевания и серьезные отклонения в работе нервной системы. Карретто делится подобными наблюдениями: «Как жалко выглядят на улицах города парочки шестнадцатилетних! Как они портят любовь, насколько подвергаются опасности потерять чистоту!» Нечего удивляться, что сегодня для поведения правящего класса, от политиков до судей, характерна сексофобия в духе Блаженного Августина. Традиция, в которой они воспитаны, ставила заповедь «Не прелюбодействуй» превыше всего, именно с ней увязывалось право называться католиком. Главным оказывалось не милосердие, а чистота.

Вероятно, под влиянием лучших идей Карретто в 50-е годы молодежь из Католического действия, которое тогда возглавлял Марио Росси, начала кампанию за «вертикальную специализацию». Речь шла о том, чтобы выстроить организацию не по горизонтальному признаку (т. е. по возрасту), а по вертикальному (студенты, рабочие, крестьяне). Однако дело было не только в принципе построения. Разделение по возрасту влекло за собой всю проблематику перехода от детства к юности, а значит, и заповедь «Не прелюбодействуй» (чистота). Разделение по социальному положению смещало внимание на пятую и седьмую заповеди («Не убий» и «Не укради», связанные с войной, социальной справедливостью, одним словом, с милосердием). В какой-то момент Пий XII почувствовал опасность происходящего и выгнал Марио Росси, что привело к развалу организации (ее бывшие члены позднее вошли во внепарламентские движения, а внутри Церкви – в меньшинства, не желавшие мириться с решениями Собора). Однако семена попали в почву: если присмотреться к педагогике юношеских католических организаций, позднее в ней стало преобладать движение, оставлявшее в тени шестую заповедь. И это объясняет недавний резкий поворот, призыв к дисциплине.

Но почему именно сейчас? Почему Церковь сейчас, когда призывы к сексофобии представляются совершенно непопулярными, вновь настойчиво их повторяет? Заметим, что борьба против абортов не является исчерпывающим объяснением. Можно вести кампанию против абортов в том числе и прежде всего потому, чтобы вернуть сексуальности полную автономию.