С опозданием на много лет...

Полностью утратив чувство времени, они не заметили, как просидели несколько часов. Очнулись лишь тогда, когда часы показывали пол-второго ночи. Бутылка опустела, в пепельнице — гора окурков… Сквозь листья каштана виднелись звезды, рассыпанные по черному небу. На улицах ни души, полнейшая тишина. Кажется, будто весь мир умер. Вокруг зажженных свечей летали мотыльки. Лицо отца, освещенное свечами, казалось мягче и теплее, оно казалось таким родным. Оксана подошла и прижалась к нему, чувствуя, как душа ее освобождается от груза тяжелых воспоминаний. Молча, в душе она прощала отца и умоляла его о прощение. Лишь после того, как вместе со слезами испарилась вся ненависть, она почувствовала жалость и нежность к отцу.

— Во многих отношениях ты был хорошим отцом. У меня было все: и велосипед, и дни рождения с огромными тортами и Новый год с елкой и дедом Морозом. Ты ничего не жалел для меня. По факту мне не в чем тебя упрекнуть, — согласилась она. — Наверное, ты прав. Просто иногда мне кажется, что жизнь не удалась, и я стараюсь найти виновника всего этого. У меня было два мужа, которые не смогли сделать меня счастливой.

— Это ты поняла сейчас, после неудачного опыта. Не переживай, ты еще молода. Еще не один раз можешь выйти замуж, — сказал он, улыбаясь.

— Папа, не будем терять друг друга из виду. Я буду приезжать… Приеду следующим летом, когда наступят теплые дни и зацветет сирень. Однажды я найду пять лепестков, и загадаю желание… И желание это сбудется…

Когда она зашла в комнату, уже забрезжил рассвет. И вдруг ее начало рвать. Она скорчилась, упав на колени, и извергнула из себя остатки виски. Пошатываясь, она встала и включила воду. Во рту был мерзкий вкус горечи и желчи. Посмотрела на себя в зеркало — за сегодняшний вечер она постарела лет так на десять: черты лица заострились, кожа поблекла, круги усталости залегли под глазами…

Она скинула платье. На подоле было пятно от кетчупа, его уже не отстираешь. Она бросила платье на пол. Ей стало до слез жалко испорченного платья и своей пропащей жизни. И она заплакала, натянув одеяло на голову, словно это могло спрятать ее от страшных мыслей. Она оплакивала навзрыд свое детство, лежа без сна, свернувшись комочком под одеялом и давясь слезами, которые все текли и текли…

* * *

Когда рассвело, Оксана открыла окно, и утренний свежий воздух принес ей облегчение. Опершись на подоконник, она слушала щебет птиц и вдыхала живительный аромат цветов, и туман в голове мало-помалу рассеялся.

…Что это на меня вчера такое нашло? Разоткровенничалась… идиотка… Тьфу, как будет стыдно сегодня в глаза смотреть! Нечего было мешать шампанское с виски! Не могу я сегодня разговаривать с отцом! Нет! Только не сегодня! Я не останусь здесь больше ни на минуту. Как хорошо, что они еще спят. Настю оставлю здесь! Кофе выпью по дороге…

Она быстро черкнула записку, собрала сумку и тихо, на цыпочках выскочила из дома…

Дорога была пустая, и она прибавила скорость. Потом включила музыку и закурила.

…Чего я так разошлась вчера, ничего же не произошло? Подумаешь, вспомнили то, что случилось двадцать лет назад. Ну и что? Я так измучила себя из-за этих проклятых обид. Почему я до сих пор не могу забыть все это? Надеюсь, что со временем боль утихнет, нужно лишь поменьше об этом думать. Если бы не поехала к отцу, а провела выходные где-нибудь в другом месте, то эти воспоминания не рвали бы мне душу… Не буду больше приезжать сюда. Что мы можем сказать друг другу, кроме взаимных обвинений?..

И прибавив громкость, она понеслась на большой скорости по трассе, словно убегая от кого-то в никуда…

В это самое время, Лавров подошел к столу и взял в руки записку: