С открытым лицом (ЛП)

Лишь примерно через год мы стали подпольщиками. И уход в подполье был не свободным выбором, а обязательным путем, чтобы избежать удушения со стороны полиции. На практике мы стали подпольщиками, потому что все мы были готовы к тому, что нас поймают.

Но прежде чем мы достигли этой поворотной точки, прошли месяцы, полные событий и мероприятий: вооруженная пропагандистская работа на заводах, все более активное участие в социальных столкновениях в рабочих кварталах Милана, устранение группы «Суперклана», наше первое похищение.

Я помню, что в то время я почти не спал, охваченный бешеной активностью, в рамках которой реальные действия «вооруженной борьбы», то есть сжигание машин заводских боссов и другие подобные вещи, составляли минимальную часть моих занятий.

Кварталы, в которых сначала Пролетарские левые, а затем Красные бригады имели наибольшие связи, были следующие: Лорентеджио, обширный пролетарский резервуар старого Милана, где проживало не менее ста тысяч человек; Кварто Оджаро, квартал-общежитие без услуг, который в восемь часов вечера превращался в безлюдную пустошь; Джамбеллино, где мы с Маргеритой жили некоторое время-.

В этих районах были созданы благоприятные ситуации, которые превзошли все наши ожидания. Мы получили восторженные отклики на наши предложения и множество просьб о сотрудничестве с нами. Например, в Кварто Оджаро присутствие фашистских банд, организованных вокруг секции MSI, было очень сильным: они контролировали целые улицы в районе, вводили комендантский час для молодых людей, которые не подчинялись их требованиям, нападали и избивали товарищей и даже вырезали свастику на лбу некоторых из них ножами.

Однажды эскадрильи взорвали машину секретаря секции PCI. Мы быстро вычислили виновных и взорвали машину одного из них, некоего Артони. Взрыв услышал весь район. В тот раз мы использовали пластиковую модель, но она была единственной. Мы решили никогда не использовать взрывчатку, потому что считали ее мерзким инструментом, символом неизбирательного терроризма и, прежде всего, чтобы не смешивать наш образ с фашистским и государственным терроризмом.

Такие инициативы были очень успешными и привлекли сотни сочувствующих вокруг нашей маленькой группы. Затем началась борьба за захват домов, в которой мы часто оказывались на передовой и обрели еще больше сочувствующих. Короче говоря, в тех районах первые Красные бригады не были чем-то таинственным и подпольным: мы знали тысячи людей, которые хорошо знали, что мы проповедовали и делали. И которые, когда появлялся повод, звали нас, чтобы разоблачить их проблемы.

25 апреля 71-го и 72-го годов в Лорентеджио и Джамбеллино мы водрузили на столбах домов советов не менее двухсот флагов БР: красных, с желтой звездой в круге.

Это были флаги, сшитые матерями, сестрами, тетями и бабушками многих наших товарищей в этом районе. В газетах об этом писали, но не понимая или не желая понимать. 

Итак, в Лорентеджио развевались флаги БР, а в рабочих кварталах распространялась наша слава. 

Рост численности организации был заметен, но в то время нас больше всего интересовало не превращение BRв более обширную и разветвленную группу. Мы стремились к организации революционной власти снизу. Мы хотели, чтобы на заводах и в кварталах был создан авангард, способный автономно консолидировать свой боевой потенциал. В то время мы были кем угодно, только не централизаторами, настолько, что у нас были прекрасные отношения с боевиками Potere operaio, Lotta continua и других мелких формирований.

Именно потому, что они не были согласны с таким «открытым» способом представления вещей, горстка товарищей откололась от нас, чтобы сформировать то, что мы определили как «Суперклан». Это незначительный эпизод, но он породил множество фантазий.

Все началось со столкновения сил на съезде Pecorile. Коррадо Симиони прибыл с намерением занять гегемонистскую позицию в агонизирующей пролетарской левой: он произнес особенно резкую речь и утверждал, что служба порядка должна быть еще более милитаризирована. Его операция не увенчалась успехом, но, вернувшись в Милан, он не сдался: никого не предупредив, он предложил незаконные действия и немыслимые атаки ответственным лицам службы и нашим «красным змеям» — организации, которая все еще была частью очень обширного движения и, практически, была открыта для всех. Среди прочего, он обратился к Маргерите с просьбой поставить чемодан со взрывчаткой на дверь консульства США в Милане.

В тот момент Маргерита, Франческини и я согласились, что его идеи были опрометчивыми и рискованными. Поэтому мы решили изолировать его вместе с товарищами, которые были ближе всего к нему: Дуччо Бено и Ванни Молинарис. Мы не допустили их к обсуждению вопроса о рождении Красных бригад и не проинформировали их о нашей первой акции — акции против машины Пеллегрини. Когда мы распространили нашу листовку с требованиями, Симиони подошел ко мне и спросил: «Это был ты? Почему ты ничего не сообщил мне?». Я резко ответил: «Мне больше не интересно обсуждать с вами эти вещи, у нас нет общих мнений».