С открытым лицом (ЛП)

Когда отголоски этой истории дошли до меня в тюрьме Пальми, меня охватило настоящее волнение. Я понял, что пришло время сказать «хватит». Я собрал своих товарищей и попросил их подумать. Невозможно было продолжать принимать практику, которая больше не имела ничего общего с политическим и партизанским дискурсом. Как бы ни изменились времена, и как бы вопрос смерти больше не рассматривался тщательно в те годы при планировании действий, было недопустимо убивать человека только для того, чтобы распространить листовку, с помощью которой можно было бы вызвать подозрение у товарища.

Предел аберрации был достигнут. Было потеряно всякое чувство меры между результатом, которого нужно достичь, и ценностью человеческой жизни. Я сказал всем, что для меня это неприемлемая цена, и я больше не готов одобрять подобные действия.

Я не считаю себя вне истории «Красных бригад».

Я считаю себя вне тех группировок, на которые распалась организация.

Но кроме этих фрагментов больше ничего не было.

Это правда. Больше ничего не было. Кроме возможности сохранить близость к себе, к идее воинственности, которая не сводилась к военным формам организации. Лично я чувствовал необходимость в подлинной конфронтации со старыми товарищами, с которыми я начинал «Красные бригады»: Моретти, в первую очередь, и всеми остальными, кто не был в Пальми.

В тот момент я написал документ под названием «Это только начало»: я объявил о завершении опыта, я возобновил просьбу о глобальной дискуссии, чтобы решить, какие глубокие изменения следует произвести, чтобы понять, возможно ли это еще сделать.

Мое убеждение, созревшее в те дни, было следующим: я несу прямую ответственность за продвижение и создание организации «Красных бригад"; я не могу оставить ее, не прояснив предварительно свою точку зрения и не сделав все возможное, чтобы эта организация, у которой больше нет никаких веских причин продолжать существование, закрылась упорядоченным образом.

Никакого ответа не последовало. Мой голос и голоса двадцати задержанных товарищей, подписавших документ вместе со мной, остался глух и нем. К этому времени три секции, возникшие из БР, полностью замкнулись в себе и действовали по-военному, не слушая никого. Больше ничего нельзя было сделать.

В тот момент я был просто заключенным, боевиком бывших «Красных бригад», который больше не принадлежал ни к одной из существующих группировок. Я покончил со всеми организованными боевыми действиями и был полностью изолирован.