С открытым забралом

Но сейчас слово «партия» зазвучало для него по-иному.

Партия... Он вдруг понял, что без партии прямо-таки не возможна сколько-нибудь серьезная борьба. Партии воюют между собой за руководство основной массой людей. За влияние. Партии — это штабы различных сил. Им нужны солдаты, «горючий материал» в политике. И не правительства решают судьбы того или иного государства, а партии: какой из них удастся повести за собой большинство, та и окажется победительницей.

Все это было для него величайшим открытием. Царь, династия — лишь игрушки в руках определенных партий, которым выгодно сохранять самодержавие; для того-то они и разъединяют рабочих, вносят дезорганизацию в их ряды, нанимают предателей, провокаторов...

В Германии, например, издавна существует партия, называющая себя социал-демократической, вожди правого крыла которой только и озабочены тем, чтобы «братец юнкер нежно обнимал братца пролетария». И всему этому есть имя: ревизионизм, реформизм или оппортунизм. Оппортунизм в рабочем движении теперь сделался своеобразной профессией: присосавшись к рабочему классу, оппортунисты всячески предают его, обрекают на бездеятельность, убаюкивая песенками о том, что якобы можно без социалистической революции и диктатуры пролетариата покончить с эксплуатацией. Гнусная короста на теле пролетариев, выхоленные, с манишками и белоснежными манжетами, — так представлялись Куйбышеву оппортунисты, всякие там каутские, бернштейны, гассельманы — имя им легион. Они окопались в рабочих партиях всех стран, но они, оберегая власть имущих и преданно прислуживая им, находятся в едином заговоре против пролетариата, они — авгуры. «Мы будем бороться за вас, мы лучше понимаем, что вам нужно, — говорят они рабочим. — А вы должны терпеливо ждать и не ввязываться в это кровавое дело — борьбу за власть. Мы и есть ваша власть». И тут уж они стараются вовсю, действуя по иезуитскому принципу: «разделяй и властвуй». Никакого объединения, никакого союза рабочих с крестьянами! Вот союз рабочего класса с буржуазией — пожалуйста! Как будто в самом деле возможен подобный союз. Густая липкая паутина, сотканная провокаторами и оппортунистами всех мастей.

Одного такого провокатора Валериан поймал за руку в прошлом году. Некого Бурдина, или же Матушевского, редактора меньшевистской газеты в Омске.

Куйбышев, как всякий человек, сочиняющий стихи или прозу, был неравнодушен к редакторам. Они представлялись ему людьми особой, таинственной породы: они наделены властью над словом, их суд беспристрастен и не подлежит обжалованию.

Бурдин обладал вкрадчивыми манерами, был невысокого роста, короткошеий, плешивый, с веснушчатыми, короткопалыми руками. Валериану сразу показалось, будто он уже раньше встречал этого человека. Мучительно вспоминал. Потом словно озарило: Петербург! Вот где они встречались... Поздняя осень 1905 года. У Куйбышева портфель, набитый до отказа револьверами, в карманах, на груди, за поясом — бомбы. Он весь — взрывчатая сила. Оружие приходило из Финляндии, а Куйбышев и его товарищи переносили его с риском для жизни в центральный склад. Когда увязывался следом полицейский, приходилось менять извозчика, нырять в подворотни. После всех этих треволнений Валериан как ни в чем не бывало возвращался в медицинскую академию, на Выборгскую сторону. Но и здесь кипели страсти.

В Военно-медицинской академии, в ее большом зале, собрались уполномоченные от забастовавших фабрик и заводов. Здесь должны были проходить выборы в Совет рабочих депутатов. Валериан видел разгоряченные лица, сверкающие глаза. Основная борьба за рабочих шла между большевиками и меньшевиками. Меньшевики всеми силами хотели повести массы за собой. Особенно упорным оказался плотный, рыжеватый человек с уродливыми пальцами. Елейным голосом он доказывал, что Советы не должны ввязываться в вооруженную борьбу, их следует сделать просто-напросто административными органами самоуправления или, на худой конец, стачечными комитетами. Хватит жертв. И без того много пролито крови невинных людей. Он говорил о том, что подлинные социал-демократы не имеют права участвовать в революционном правительстве, это дело буржуазии, так как это ее революция.

Тут завязался жаркий спор о власти. О государственной власти. Человечек на трибуне гипнотизировал толпу своими бесцветными, словно наполненными мутной влагой глазами.

Неожиданно к нему приблизился один из рабочих, схватил за плечо, исступленно крикнул:

— Братцы! Так это ж помощник попа Гапона, который подвел нас под царские пули...

Его не поняли:

— Какой еще помощник? Он — социал-демократ. Не трожь его, пусть говорит. Нельзя оскорблять человека!

— А я и не оскорбляю. Это же он заявился к нам на завод, подговаривал идти к царю. Бурдин его фамилия. Секретарь Гапона. Хватайте его, братцы!.. Я его очень даже хорошо знаю. Подлый провокатор!..

Но Бурдин не терял даром времени. Он юркнул в толпу — и был таков.

Второй раз разоблачать его пришлось уже Куйбышеву здесь, в Омске...