С паном Беганеком по Эфиопии

— Смотрите, какой крупный! Но я убил его, негодника!

— Что вам сделало бедное насекомое? — сказал я сердито, потому что он никак не давал мне заснуть. — Вам не нравилась Эфиопия без москитов — пожалуйста, вот вам москиты. Вы должны радоваться и чувствовать себя, как в любимом Египте.

Референт укоризненно взглянул на меня:

— Ну, знаете ли, сравнили!

— А что, египетские москиты лучше?

Пап Беганек несколько минут обдумывал ответ.

— Нет, эти насекомые везде одинаковы, — смиренно вздохнул он, — но в Египте… В Египте были ящерицы, которые поедали москитов. А здесь нет ящериц! Вот что!

Я оглядел комнату. Ящериц, как на зло, не было.

— Вот видите, — сказал обрадованный пан Беганек, — Эфиопия-это не Египет. Что и говорить: Египет — это Египет.

На этот раз он меня убедил. Истинность его слов не подлежала сомнению: Эфиопия действительно не была Египтом, зато Египет был Египтом.

На следующее утро нас разбудил монотонный стук по стеклу. Дождь лил не хуже, чем в Аддис-Абебг Мысль о том, что Харэр относится к числу наиболее сухих районов Эфиопии, ничего не меняла.

До автобусной остановки пришлось добираться n.i такси. Чтобы Павел не очень сердился, мы, с трудом уговорив Кассу Амануэля, пригласили в компании шведского полковника и француза.

Автобус уже стоял на залитой дождем торговой площади. Кроме нас пятерых в нем ехало еще несколько эфиопских чиновников в черных костюмах и с зонтами, два греческих купца, два седобородых старца и тюрбанах, с длинными четками в руках, и довольно большая группа торговцев из племени галла, загородивших все проходы своими корзинами и узлами.

Трехчасовая поездка в Харэр проходила невероятно скучно. Дождь лил не переставая, ландшафт за мутны ми от влаги стеклами был до тошноты однообразен: серая, пустынная равнина, огромные, как озера, лужи, кое-где островки колючих кактусов или развесистая акация. В автобусе тоже было неинтересно. Касса Амануэль вступил в спор с французом по поводу железной дороги Аддис-Абеба — Джибути, шведский полковник посвящал пас в детали эфиопского воинского устава, чиновники спали, старцы-мусульмане перебирали четки и шептали молитвы, греки беседовали о делах, торговцы-галла ожесточенно спорили между собой. Интересным, пожалуй, было только то, что и водителя и кондуктора автобуса звали Касса, как нашего эфиопского друга. Находясь в разных концах автобуса, они то и дело громко обращались друг к другу по имени, что очень раздражало Кассу Амануэля, так как отвлекало его от беседы с французом.

Пан Беганек сразу сделал вывод, что имя Касса широко распространено в Эфиопии. Касса Амануэль подтвердил это.

— В принципе вы правы, — сказал он, — но это не имя.

— Не имя? — изумился Великий первооткрыватель. — Что же это такое?

— «Касса» по-амхарски означает «замена».

Теперь настала моя очередь удивляться. Действительно, разве может человек иметь имя «замена»?

— Все очень просто, — разъяснил Касса Амануэль, — Когда в эфиопской семье умирает ребенок, следующему новорожденному дают имя Касса. Это означает, что он появился на свет, заменив умершего. Поскольку в Эфиопии умирает и рождается много детей, имя Касса встречается часто.

Объяснение Кассы Амануэля было очень интересным, и я не удивился тому, что пан Беганек старательно записал все в свой зеленый блокнот.

Позднее, где-то на половине пути в Харэр, с нами случился еще один занятный эпизод.

Это произошло во время стоянки на одной из станций. Ну и станция это была! Не приведи господь! Жалкая лачуга, крытая рифленым железом, вверху реклама пепси-колы, под выступающей крышей двое промокших галла — вот и все. А вокруг мгла и дождь. Никому паже не хотелось выходить из автобуса. Но мотор забарахлил, и пришлось сделать небольшую остановку. Пока мы стояли, издалека вдруг донеслось какое-то глухое рычание. Пассажиров охватило беспокойство: эфиопские чиновники проснулись, мусульманские старцы прервали свои молитвы, все принялись обсуждать непонятный звук. Греки и француз считали, что это ревел обыкновенный голодный осел. Большинство же пассажиров, в том числе швед-полковник, твердо стояли на том, что мы слышали рев самого настоящего льва. Того же мнения придерживались и чиновники-эфиопы, которые прочитали в газетах, что в последние дни в Харэре появились два льва.

Под влиянием этих разговоров пан Беганек стал проявлять признаки беспокойства. Он крутился, вертелся, хлопал главами и наконец, не выдержав, тронул за рукав Кассу Амануэля:

— А что будет, если львы нападут на наш автобус?

— Не бойтесь, — успокоил его наш опекун, — если даже это лев, он не отважится напасть на автобус. Львы никогда не ищут встреч с людьми.

Пан Беганек вздохнул с облегчением. И тут же обрел утраченную было самоуверенность. Через несколько минут я слышал, как он уже говорил шведу-полковнику:

— Простить себе не могу, что не захватил охотничье ружье! Так славно было бы немного поохотиться. Когда мы были в Судане…