С первого взгляда

– Странно, – произнес Борис, встретившись взглядами с Сашей. Та как будто все поняла и кивнула.

– Вот и Зимина сказала Антону, что странно, что Алла ее номер дала. Они будто давно не общались. Скорее всего, сказала она, Алла чувствовала какую-то угрозу. Будто уже бывало, когда она ее номером снабжала кого-то в моменты, сопряженные с опасностью.

– Стало быть, у Снегиревых были номера телефонов, по которым они могли найти Аллу, но при этом с обладателем одного из этих номеров Алла не общалась? Это как понять? – Борис опустил взгляд, снова с раздражением ответил, что измятая рубашка выглядит отвратительно. Повторил: – Как это понять?

– Возможно… Возможно, она чувствовала, что не уйдет живой с этой вечеринки, – вдруг обронила Влада, снова незаметно ото всех начав рассматривать себя в крохотное зеркальце пудреницы. – Возможно, тем самым намекала кому-то, что ей угрожает опасность.

– Но кому?! – Саша оглянулась, сердито вздохнула и вырвала из рук Влады пудреницу. – Кому она могла намекать?

– Зиминой, думаю, – вжала голову в плечи Влада. Сашу, особенно сердитую Сашу, она побаивалась. – Кто еще мог знать о том, что она дает ее номер телефона в минуты опасности? Никто! Никто, кроме нее. Вот ей и намекала.

– Зимина в разговоре с Мариным ни словом не обмолвилась ни о болезни Аллы, ни о том, с какой стороны ей может грозить опасность. Не знала или не захотела с ним говорить?

– Может, она его и подозревала? – это Саша вслух произнесла. – Как тогда убийца вышел на нее?

– Очень просто! – фыркнул Борис. – И еще она могла сама себя как-то проявить.

– Да, – поддакнула Влада. – Могла начать его шантажировать. Люди такого сорта способны на подобные вещи.

– Люди! Такого сорта! – вдруг разозлился Борис. – Это кто же дал вам право, уважаемая, людей по сортности классифицировать, а?!

А разозлился-то прежде всего на себя, снова вспомнив про нелюбимые брюки от единственного парадного костюма и про белую рубашку, измявшуюся так, что хоть раздевайся прямо здесь, в машине. Интересно, к какому сорту его отнесли эти две милые, благопристойные, упакованные достатком дамы? Ко второму, к третьему или вообще он сортностью не категорируется?

Вот угораздило его, так угораздило увлечься Александрой! Не его поля ягода, не по нем сук, чтобы срубить, что еще там из народной мудрости предлагалось для мезальянса подобного рода?

– Борис, не сердитесь, – будто снова все тут же поняла Саша, и теперь уже она положила ему руку на плечо.

И оно у него тут же одеревенело, как у пацана сопливого, первый раз взявшего понравившуюся девочку за руку. А поцелуй она его, что тогда будет? Сознание потеряет, ума лишится?

– Я не сержусь, – пробубнил он, отворачиваясь к окну, но плечо, на котором по-прежнему лежала ее рука, не шевельнулось. – Просто Зимина эта могла быть вполне нормальным человеком, раз в трудный момент на нее рассчитывать можно было. Так-то, дамы…

Пару кварталов они проехали молча. Потом Саша, неловко откашлявшись, спросила:

– Кого куда?

– Все по домам, – скомандовал он тут же.

– А как же Антон?! – Глаза Влады тут же заполнились слезами. – Вы что же, не освободите его?!

– С какой стати? – Он помотал головой. – Подозрения с него пока не сняты. Доказать причастность к убийству того человека, которого опознала Валентина Ивановна по фотографии, еще предстоит. И…

– И вы теперь станете этим заниматься? – уточнила Саша, поворачивая к дому Влады.

– Постараюсь, – выдал он уклончивый ответ.

Он точно не знал, как воспримет его новости Леонид, а следом за ним и руководство. Могут похвалить за службу, а могут всплеснуть руками и воскликнуть: опять двадцать пять. И начать планомерно снимать с него стружку, доказывая, что не надо искать черную кошку в черной комнате, потому что ее там нет. А есть Марин, он один и является подозреваемым. Вон сколько свидетельств против него. Все остальные люди уважаемые. Какого они сорта, интересно, эти самые уважаемые люди? Первого или высшего?

– Борис Сергеевич, спасибо вам, – поблагодарила Влада с великим запозданием. Выбираясь из машины, кивнула Саше. – Скажите, а когда… Когда я смогу увидеть Антона?

– Вы его уже один раз увидели! – фыркнул он. – В результате пришлось и вас вызволять из застенков. Как только ситуация прояснится, так и увидите.

– На свободе? – приложила она ладони к щекам в грязных разводах от слез.

– Надеюсь, что на свободе, – кивнул он и захлопнул дверь, отгораживаясь от ее вселенского горя.

Горе ведь, чего уж. Если она столько лет любила его, столько ждала, пока он обратит свой взор на нее. Не обратил, так она помогла, пускай и путем не совсем праведным. Только-только все стало налаживаться меж них, как говорили раньше, и тут – пропасть, пустота, одиночество. У него свое, у нее свое, а на двоих – так много, что не вымерить. Больно ей, конечно, больно.