Дик стоял в дверях дурак дураком, подстрелить его можно было даже из рогатки. Он окаменел — и сам не понимал, что чувствовал в этот момент. Ярость? Ужас? Недоверие? Радость? Всего понемногу. И сквозь эту адскую смесь пробилась ослепительным лучом единственная здравая мысль: Лили должна остаться в доме.
Дик Хантер шагнул на крыльцо, закрыл за собой дверь, заложив ее скобой. Лили Роуз сообразит, зачем он это сделал. Повернулся к Тилю Рикману…
Возле сарая никого не было.
Лили Роуз шла по дому очень медленно, впитывая шорохи и звуки, вспоминая собственные ощущения — и улыбаясь воспоминаниям.
Это был самый счастливый ее год, год, всего лишь год жизни — из тридцати семи лет! Как странно — нужно прожить целую жизнь, взрослую, настоящую, самостоятельную — чтобы понять и восхититься этой малости: у нее был всего лишь год счастья! Целый год счастья.
Джуди — слава ей! — совершила, вероятно, невозможное. Она сделала жизнь маленькой одинокой девочки максимально комфортной и счастливой, но это было что-то не то… что-то отчасти ущербное — ведь обе они знали, что одиноки, что им многого не хватает. Джуди — настоящий, верный друг, отличная тетка, замечательная… К тридцати годам Лили Роуз точно знала, что настоящую семью ребенку заменить не сможет никто. Никто и никогда.
Вся их с Джуди жизнь была борьбой. Джуди принимала на себя все самые жестокие и циничные удары жизни, оберегала Лили, как оберегает кошка своего единственного выжившего котенка. Лили не чувствовала никакой ущербности — но куда деваться от школьных вечеров, на которых в зале сидят
Встреча с Диком произошла достаточно поздно — по общим,
Влюбилась так, что света белого не видела. Наверное, они бы и в дешевых мотелях, и на задних сиденьях машины протянули бы не меньше — но то, что Дик тогда привез ее в этот дом, дом его семьи, дом, помнивший дедов и прадедов Дика Хантера… Это дорогого стоило. Это было, пожалуй, покруче обручального кольца. Кольца все друг другу дарят, подумаешь. А тут дом… Дом, если задуматься, — это целая жизнь.
Он ей так нравился, этот старый резной дом, деревянный, стройный, душистый, теплый… Их с Диком спальня была на втором этаже — окна выходили прямо в лес, волнующийся, точно разноцветное море. Он привез ее сюда осенью, когда вокруг царили золото и багрянец, а уехали они отсюда в августе, в душный и жаркий день, с самого утра предвещавший недоброе — не то грозу, не то конец света. Оказалось — конец света…
Лили тряхнула головой, прогоняя морок прошлого. Как странно — всего один день смог перечеркнуть счастье, казавшееся бесконечным.
Она вошла в пустую и темную кухню, привычно — словно и не было семи лет — нашла дверь в кладовую, вошла без страха… Какой-то глухой звук донесся до нее издали, вроде бы из холла. Лили замерла, прислушалась — нет, все тихо.
Она в очередной раз подивилась тому, как на них с Диком подействовал старый дом. Совсем рядом бушевал лесной пожар. Они только что пробежали через лес, спасаясь от огня и смерти, — и вот Лили Роуз спокойно стоит на пороге кладовой, собираясь найти бутылку вина, ждущую их здесь семь лет…
Рефлексы — вещь хорошая и удивительная. Никто не знает, в какой момент они проявятся, и слава богу. Лили Роуз Чэдвик все еще стояла на пороге кладовой, собираясь взять бутылку вина, но ее руки действовали совершенно автономно — среагировав на очередной непонятный звук, они выдернули из-за пояса «беретту», передернули затвор…
Она обернулась и прикрыла глаза — чтобы лучше слышать. Звук закрывающейся двери… ощущение пустоты в доме…
Лили Роуз кинулась обратно по коридору, привычно фиксируя все боковые двери, пустые пространства, темные углы…
Нет и не было никаких семи лет. Есть привычки, въевшиеся в кровь и мозг, потому что от них когда-то — и сейчас тоже — зависела твоя жизнь и жизнь твоего напарника.
Лили Роуз вылетела в холл, прижалась к стене.
Дика в доме не было. Дверь плотно закрыта и, Лили не сомневалась, приперта чем-то снаружи. Бредовый вариант — запер, чтобы она сгорела в полном одиночестве, — отметаем, так что остается только одно.
Дик встретил Тиля Рикмана лицом к лицу.
12
СХВАТКА
Он шел сквозь дым, не видя земли, и потому создавалось диковатое ощущение, что земли под ногами и вовсе нет, есть только зыбкая, потусторонняя дымка, а под ней — под ней, вероятно, ад, и грешники в смоляных пылающих ямах, и Аксель Рикман хохочет окровавленным ртом, в который раз прижимая скальпель к шее Лили…