С первого взгляда

В половине пятого Тимми позвонила в приют Сент-Клер и попросила прислать ей все имеющиеся в ее деле записи. Послала им факсом письменное освобождение от ответственности и потом провела три лихорадочных дня в ожидании, как та самая кошка на раскаленной крыше, а когда наконец получила свое дело, то ее постигло разочарование. В нем почти ничего не было. Имена родителей – Джозеф и Мэри О’Нилл, матери двадцать два года, отцу двадцать три. Оба ирландцы, неимущие, безработные, вернулись в Ирландию, где жили их родители. Копия свидетельства о браке, значит, Тимми не незаконнорожденный ребенок, хотя какое это имеет значение. Все оказалось проще простого, Тимми была им не нужна, им не на что было кормить ее, вот они от нее и избавились. Они приплыли в Америку еще совсем зелеными юнцами, поженились, родили ребенка, а когда поняли, что устроить здесь жизнь им не удается, бросили девочку и вернулись домой. И попросили, чтобы их дочери сказали, что они умерли, ей будет хотя бы не так горько. В деле была их выцветшая фотография – на вид подростки лет четырнадцати-пятнадцати. Тимми была похожа на мать, а рыжие волосы унаследовала от отца. Она сидела и смотрела на фотографию людей, которые бросили ее сорок три года назад, и рука, державшая снимок, дрожала, а по щекам катились слезы. Она хотела их ненавидеть, но не могла. Ей сейчас хотелось только одного – чтобы они объяснили ей, почему так поступили, и сказали, скучали ли по ней, когда бросили и уехали. Хотелось знать, любили ли они ее вообще когда-нибудь, жалели ли, что отдали на усыновление. Стало ли им после этого легче, или их сердце разбилось? Почему-то это было для нее очень важно, хотя она не могла бы объяснить почему. Она вдруг поняла, что, может быть, на самом деле она просто хочет узнать, любили они ее или нет.

Долго она сидела со своей папкой одна, может быть, целый час, потом позвонила по внутреннему телефону Джейд.

– Мне нужно разыскать кое-кого в Ирландии, – коротко сказала она. – Джозеф и Мэри О’Нилл. По-моему, в Дублине. Как это сделать? Обратиться в бюро поиска или нанять частного детектива?

– Если хочешь, я могу поискать в Интернете. И еще позвонить в бюро поиска в Дублине. Фамилия очень распространенная, так что мне могут выдать несколько Джозефов и Мэри. Если дашь мне еще какие-то сведения, я сначала всех отсортирую, а потом подходящих передам тебе. Твои родственники, надо полагать? – спросила Джейд. Задание показалось ей совсем не трудным.

– Передай мне все, что найдется. Я позвоню им сама.

Все оказалось на удивление, даже до смешного легко. В Дублине нашлись три супружеские пары с такими именами, их адреса ни о чем не говорили Тимми. Сначала она растерялась – что же делать дальше? Просто звонить им и спрашивать, была ли у них когда-нибудь дочь по имени Тимми, а потом брякнуть: «Привет, я ваша дочка»? Туповато. В конце концов Тимми решила, что будет звонить как бы от имени приюта Сент-Клер. И ей повезло – если можно назвать везением – на второй попытке. Она сказала ответившей ей женщине, что приют закрывает досье, которые хранятся много десятков лет, и спросила, не хочет ли семья получить документы, приют их вышлет. К телефону подошла ее мать.

– Нет, не надо. – Женщина говорила с резким ирландским акцентом. – У нас есть копии. Да и какой смысл? Муж умер год назад.

Тимми не знала, какой во всем этом смысл, однако упорно продолжала говорить, чтобы женщина только не положила трубку. Она отчаянно искала в памяти отзвуки ее голоса, но не находила. Это был голос старой женщины.

– Не надо посылать нам ваши документы, – твердо сказала женщина, и Тимми почувствовала, что ее в очередной раз отвергли. Они отказывались даже от нескольких строчек, подтверждавших, что Тимми какое-то короткое время существовала в их жизни.

– Почему? – спросила Тимми дрожащим голосом. Ей на самом деле хотелось спросить, любили ли они ее когда-нибудь и зачем столько лет назад бросили.

– Не хочу, чтобы их увидели другие дети, если со мной что-то случится. Они ведь о ней ничего не знали, да и сейчас не знают.

Значит, у Тимми есть братья и сестры, и родители их не бросили, а Тимми они не любили и потому бросили. Ей хотелось спросить почему. И сколько у них детей? Зачем они рожали детей, если от своего первого ребенка отказались? Это невозможно, невозможно понять. И как они могли бросить ребенка, которому исполнилось пять лет? Это самая главная, самая мучительная тайна, в которую Тимми хотела проникнуть. И тут женщина задала вопрос, от которого сердце Тимми дрогнуло.

– А как она? В этих документах есть что-нибудь о ней? – печально спросила женщина. Голос у нее был совсем как у старухи. Тимми прикинула, что ей сейчас всего шестьдесят пять, а по голосу чуть ли не восемьдесят, видно, жизнь она прожила нелегкую.

– Конечно, у нас нет записей, относящихся к более позднему времени, – сказала Тимми, продолжая разыгрывать роль, которую придумала, чтобы удостовериться, что разговаривает со своей родной матерью, – но, насколько нам известно, у нее все сложилось хорошо.