– Спасибо, доктор, – тихо произнесла она. – Простите, что заставила вас прийти сюда из-за пустяка. – Она говорила так искренне, что у него мелькнула мысль, а может быть, она на самом деле вполне милая, приятная женщина? Бог ее знает, до сих пор он видел только, до какой степени она упряма и как привыкла всегда настаивать на своем. Его это не удивляло, ведь он знал, кто она. И решил, что она, видимо, привыкла управлять всеми и всем в своем мире. Единственное, что ей не подчинялось, это ее здоровье.
– Нет, не из-за пустяка, – вежливо возразил он. – Вы чувствовали себя очень плохо. – Он правильно угадал, что она принадлежит к людям, которые вызывают врача лишь в том случае, когда им кажется, что они умирают или близки к этому. Жан-Шарль согласился посмотреть ее, делая любезность своему нью-йоркскому пациенту, который оказал ей протекцию. И еще потому, что услышал в голосе Тимми отчаяние еще до того, как она назвала ему свое имя.
– Верно, но сейчас мне лучше. Знаете, а вы испугали меня, – призналась она, и он улыбнулся.
– Надо было сильнее испугать, чтобы вы поехали делать ультразвуковое обследование сейчас. Так и надо бы сделать, я убежден. Не ждите, пока станет совсем плохо, звоните сразу. Иначе может быть слишком поздно, и если это аппендикс, он прорвется.
– Постараюсь, чтобы до среды у меня нигде ничего не прорывалось, – усмехнулась она. Он взял свой чемоданчик. Несмотря на все свое дикое упрямство и нежелание считаться с ним как с врачом, она была ему почему-то симпатична.
– Надеюсь, ваш показ пройдет удачно, – вежливо пожелал он, посоветовал ей не вставать до показа с постели, как можно больше отдыхать весь завтрашний день и вышел.
Дверь за ним закрылась, но Тимми продолжала лежать в постели, ей было очень страшно, и при этом она чувствовала, что избежала какой-то катастрофы. Она наотрез отказалась поехать сейчас в клинику. Одна мысль об этом наводила на нее ужас. Она ненавидела больницы и даже, случалось, врачей. Бывала у них редко и то лишь когда чувствовала, что ей совсем плохо, а сейчас, что греха таить, был именно тот самый случай. Тимми полежала не двигаясь несколько минут и позвонила Заку. Ей было очень страшно и одиноко, и она потянулась к нему. Тревожить Дэвида и Джейд в Лондоне не хотелось. А в Лос-Анджелесе сейчас три часа дня, она наверняка застанет его дома. Он часто бывает в это время дома, особенно по субботам. Он уже вернулся из тренажерного зала, и где бы ни собирался провести вечер, идти туда еще рано. Но когда она позвонила сначала на домашний телефон, а потом на мобильный, ей ответил автоответчик, и единственное, что она могла сделать, это оставить ему сообщение, сказать, что она заболела и просит его отзвониться. Ей необходимо было с кем-то поговорить, а поскольку он – мужчина, с которым она спит, то при всей кратковременности их отношений он казался ей самым подходящим собеседником. Хотелось услышать знакомый голос, который утешит ее хоть ненадолго, хотелось, чтобы через темноту к ней протянулась дружественная рука.
Она полежала еще около часа не шевелясь, с тревогой думая о том, что говорил доктор, и наконец примерно в половине второго заснула. Ее за это время ни разу не вырвало. Зак ей не отзвонил. Где он мог быть? Она понятия не имела.
Наутро она проснулась в десять и – о чудо! – почувствовала, что ей стало лучше. Позвонила Жилю и сказала, что сегодня никуда не поедет. Она надеялась побывать в базилике Сакре-Кёр, послушать пение монахинь, которое ей так нравилось, но решила, что разумнее остаться в постели и не провоцировать болезнь. Весь день она спала, просыпалась, снова засыпала, пила куриный бульон, потом чай, и наконец к вечеру заказала немного риса. К тому времени как уже поздно вечером вернулись Джейд и Дэвид, она чувствовала себя лучше. Они были в восторге от поездки, благодарили ее за ужин в «Гарри баре», рассказывали о тусовках, на которых побывали, Дэвида переполняли впечатления от посещения Галереи Тейт. Тимми не сказала им ни слова о том, как ей было плохо, как она вызывала врача, как врач настаивал, чтобы она ехала в клинику на обследование и только благодаря какому-то чуду она избежала этого кошмара. Заснула она рано, а утром в понедельник проснулась с таким ощущением, будто никакого приступа у нее и не было, и потому решила, что доктор ошибся, хоть он и светило в медицинском мире. Ясно, что это всего лишь желудочный грипп. С чувством великого облегчения она надела джинсы, черный свитер и черные туфли-балетки и спустилась вниз, чтобы проводить репетицию в номерах, которые они сняли на двое суток для демонстрации своей коллекции.